Дитрих сплюнул под ноги.

 Продать бы всё оборудование, отдать задаром, лишь бы побыстрее, чтоб не видеть набивший оскомину деревянный аппарат фотосъемки, эту тяжёлую треногу, после которой всякий раз болит спина. Вылить все химикаты, от которых чешется в носу и глаза режет в реку, банки разбить. Сжечь всё к чертовой бабушке!

 -Вы славно потрудились. Это в знак благодарности, - клиент вынул четыре монеты и положил на блюдце.

 -Золото? – недоверчиво спросил Дитрих.

 -И в правду, золото, - подтвердил тот. – Хотите заработать ещё? – господин хитро улыбнулся.

 «Ирод!», - стискивая зубы, подумал Дитрих.

 – Сделайте столько же фотографий к третьему числу – получите в два раза больше, нежели за первый заказ.

 Незнакомец выждал паузу. Утер ус.

 -Согласны?

 «Деньги сведут меня когда-нибудь в могилу», - вздохнул про себя Дитрих и тихо ответил:

 -Согласен.

 Иерихон – город, увидев который, уже больше никогда язык не повернется вновь назвать его городом. Грязные петляющие улочки, задыхающиеся в своей тесноте, кривые дома, все как один с каким-нибудь изъяном, словно сборище прокаженных; угрюмые прохожие, похожие на бродячих собак, и собаки, похожие на местные дороги - тощие и грязные. Деревня, удел, поселок. Всё что угодно, только не город.

 Но власти решили иначе, коли есть почтовый дом, и рынок имеется, и больница с гробовщиком, а на главной улице – что за роскошь? – стоит неработающий фонтан, то быть сему месту городом и никак иначе. Это решение предрекло судьбу Иерихона.

 Как и у любого другого города у этого тут же появились свои болезни, присущие только городам – нищие, воры и глухой подслеповатый мэр.

 Иерихон – кладбище домов, куда приезжают только бывшие заключенные с разбитыми судьбами, им некуда больше податься, да священники, несущие свет туда, где всегда темно.

 А ведь были времена – и Дитрих их помнил, - когда Иерихон цвел. И люди улыбчивее были, и фонтан на главной площади журчал. Куда всё ушло? А может, и не было всего того, всё приснилось? Мираж, разыгравшееся воображение, шутливая память? Старость, она приходит незаметно.

 За окном залаяла собака, выводя Дитриха из задумчивости.

 -Ну что, малый? У тебя на руках куча денег и заказ еще настолько же. Только желания выполнять его никакого. Что делать?

 Дитрих отхлебнул из бутылки.

 -Работать! Молод я еще чтобы по-стариковски ворчать и лениться. Вот скоплю денег побольше, куплю себе винный погреб, тогда и буду бухтеть и на жизнь жаловаться, дегустируя разные вина и коньяки. А сейчас надо идти к гробовщику. Благо трупов у него хоть отбавляй.

 И Дитрих звеня ключами, отправился в путь.

 Насвистывая незатейливую мелодию, он пошел через рынок. Там почти у самого леса жил и работал гробовщик. С момента последней их встречи расставались они друзьями, даже обнимались на прощанье - алкоголь сближает разных людей.

 Дружба дружбой, но идти к гробовщику с пустыми руками – плохая примета, будешь обруган и бит, поэтому Дитрих завернул в магазин и купил бутылку самого дешевого пойла, на табак, однако, пожалев денег, сославшись на то, что гробовщик и так стар, здоровье у него никудышное, курить ему только во вред.

 Проходя мимо мясной лавки, по обыкновению своему остановился, жадно разглядывая копченный итальянский окорок. Сосиски, колбасы, рулеты, нарезка – всё это было развешано по всей витрине, с чувством стиля, приятной асимметрией, а посреди всего этого великолепия как алмаз в огранке копченый окорок.