Дитрих поднял снимок, поглядел на лицо. Да, этот точно мёртв.

 -Он живой, идёт навстречу, переваливается так, неуклюже, лицо синюшное. Я глазам своим не поверил. Пригляделся – точно он! Живой!

 Корб вновь схватил Дитриха за локоть и начал трясти.

  Дитрих мотал головой, всё хотел сказать «Нет, не может такого быть!», но перед глазами всё кружила мясная лавка и тот…- кто? призрак? хмельной туман? живой человек?

 -Это от усталости, - наконец прошептал Дитрих, но не поверил в свои оправдания.

 -Дитрих, я сошел с ума? – с надеждой спросил Корб.

 -На сумасшедшего вы не похожи. А если и так, то тогда я тоже сумасшедший, - Дитрих потянул стакан к губам, но тот оказался пустым.

 -Я принесу ещё, - Корб встал, слегка запинаясь, ушел в другую комнату. Долго гремел стеклом, ругаясь.

 Дитрих поднялся, понял, что шотландский самогон уже порядочно ударил в голову. Решил оглядеться.

 Богатое убранство комнаты не сразу бросилось в глаза. Всё сдержано, но одного прикосновения к столу хватило, чтобы понять, что сделан он из красного дерева, а углы оббиты серебряными узорчатыми вставками. За такой надо выложить кругленькую сумму. Работа мастера.

 Каждая вещь здесь пахла чем-то безумно дорогим, кожей, ароматным табаком, заграничными пряностями, столетним дубом, духами из последних коллекций парфюмеров. Дитрих спрятал руки в карманы, боясь дотронуться до чего-нибудь и обесчестить эту чистоту своими пропахшими кислотой и капустой пальцами.

 Ещё одной особенностью комнаты были картины, в неимоверном количестве висели они на стенах, и еще с два десятка лежало в углу, словно ожидая своей очереди. На одних были изображены неизвестные ему люди, в странных одеждах-накидках, а то и вовсе голые, на других – пейзажи, до боли знакомые сердцу – Иерихон и его окрестности. Вон вид на озеро, вон каменный утёс, где в прошлом году разбился Захарий, вон лес, с другой стороны которого живёт гробовщик.

 Дитрих поежился.

 Захотелось выпить ещё.

 Словно читая его мысли, в комнату вернулся Корб.

 -Красивые картины, - произнес Дитрих, принимая из рук Корба наполненный стакан.

 -Это мои картины. Я – художник.

 -Ваши? То есть вы их нарисовали?

 -Да.

 -Очень красиво, правда. А вот этот дядька с плешью – это ваш родственник? Может дед? Похож чем-то.

 -Это же Юлий Цезарь!

 -Цезарь, - эхом повторил Дитрих. – Да определенно есть сходство с вами.

 Корб невесело улыбнулся. Потом глаза его заблестели, он поставил стакан на стол и потянул Дитриха.

 -Пойдёмте, я покажу вам свою последнюю работу.

 Они миновали коридор, поднялись по винтовой лестнице на второй этаж, в мастерскую.

 Среди всеобщего хаоса холстов, бумаг, набросков и банок с краской посреди комнаты стояло полотно, огромных размеров, около двух метров в высоту и трёх в длину. Картина была ещё не завершена, но и то, что было нарисовано, заставило Дитриха мгновенно протрезветь.

 -Так вот вам зачем фотографии лиц мертвецов…

 -Картина называется «Падение города». Как вам? Нравиться?

 -Дитрих подошел ближе. От неоднозначности чувств раскрыл рот.

 Город, несомненно, Иерихон, главная площадь, на которой люди. Они в панике, в той стадии её, когда еще миг и безумство застелет глаза, и они рвануться напролом, прочь, подминая всё живое под себя, не различая штыков и ям, лишь бы спастись, уйти прочь из западни. Дома превратились в развалины, камни и обломки, кого-то придавило обрушившейся стеной.