Нивару отчаянно захотелось заткнуть уши, закрыть глаза, лишь бы не знать, где чудовище, не видеть, как оно медленно, неповоротливо, но неотвратимо прокладывает себе дорогу к ним. Принять решение нужно было немедленно, но мысли путались, какая-то часть внутри истерично кричала, что спасения нет, что их усилия были напрасны, что они проиграли. Что может остановить подобную мерзость? Конструкт, собранный из тел, разнесет святилище на куски, просто обрушившись на него своей массой. И даже под обломками не найти спасения. Если понадобится, обращенные переберут каждый кусочек.

«Беги! — не прекращал кричать внутренний голос. — Спасайся! Прочь от смрада, от неотвратимой смерти в утробе чудовища!». Нивар глубоко судорожно вздохнул, пытаясь не поддаться страху. Бегство бессмысленно. Червь только казался неповоротливым, но двигался со скоростью идущего человека и никогда не уставал. Куда бежать? Найдется ли во всем бывшем королевстве хоть одно безопасное место, куда тварь, созданная волей змея, не сможет проникнуть?

Струйка крови потекла из прикушенной губы стража. Опомнившись, он бросился вниз к друзьям. «Безопасность Хозяина важнее», — бормотал он, перепрыгивая узкие, отполированные за десятилетия ступеньки. Не заметив порожек у выхода, великан споткнулся, кубарем вылетел во двор, приземлившись на чьи-то ребра. При падении он пробил кисть насквозь осколком. Вытащив кость, Нивар с досадой отшвырнул ее в сторону. В этот момент дверь птичника отворилась. В проеме стоял Безмолвный герцог.

* * *

Колыбель всегда казалась хрупкой и уязвимой, но покинуть ее было не так-то просто. Скользкие стенки тянулись, бесконечно истончаясь, но оставались целыми. Он упирался ногами и руками, пытаясь порвать оболочку. Крутился, изгибался, выбиваясь из сил. Люди как всегда пробовали успокоить его, приняв попытку выбраться за вспышку недовольства. Рихард чувствовал их страх. Они боялись за него, боялись того, что идет к ним.

Сосредоточившись, герцог мысленно позвал Ланса, выразительно указав на нож у него на поясе. Лицо лекаря исказилось, покрывшись испариной. Он запротестовал, но повторный зов вынудил его подчиниться. Марек и Дана пытались ему помешать, но не успели: Ланс одним движением распорол стенку колыбели с низа доверху. Она лопнула с хлопком, испачкав всех слизью.

Мир встретил новорожденного холодом. Рихард попробовал встать, но слабые мышцы не слушались, ноги вяло елозили по мокрому полу. С трудом вытащив непослушными пальцами изо рта комок слизи, он сделал глубокий вдох. И тут же затрясся от кашля. Кожа на спине треснула, брызнула сукровица. Ворвавшийся в легкие воздух обжигал, словно жидкий огонь, но боль делала очертания мира более четкими. Рихард ненавидел первый вздох. Кривя синие губы, он попытался подчинить себе тело, но быстро сдался и мысленно позвал Ланса.

Лекарь помог подняться, бережно подхватив под руки. Они покинули комнату. Прозрачная как высохший листок кожа герцога была такой нежной, что рвалась при движении, покрывалась подтеками в местах прикосновений. У Рихарда кружилась голова, он покачнулся, но Марек поддержал его. Бесполезные слабые мышцы, покрытые безобразной сеткой сосудов, болезненно тонкая кожа, лишенная волос, вынужденная немота из-за несформированных связок — это была цена за спешку, которую Рихард согласился заплатить.

Герцог снова отдал приказ Лансу — лекарь схватился за голову, застонав от боли. Из уха потекла кровь. Не имея возможности говорить, Рихард насильно вторгался в сознание, невольно причиняя мучения. Опомнившись, он приглушил зов и указал на выход из птичника.