Предполуденный час тих и пасмурен. Небо закрыто тучами. Я остановился в очередной раз. Ивы возле меня близко одна к другой. Сквозь листву видно несколько оленей у кромки воды, пьют.
Какое-то время я стоял и смотрел на них. Ветер, очень слабый, дул к тому же от них ко мне. Я был хорошо укрыт, да и дикие животные редко различают неподвижного человека, так что я наблюдал за оленями без помех.
Вдруг голова одной оленухи резко вздернулась. За ней насторожились другие. В тот же миг я раскрыл глаза и навострил уши. Жду… ага, звук еле слышен, но знаком — гребок опускают в воду. Вот и каноэ. В нем четверо индейцев: мужчина, две женщины и маленький мальчик.
Они подплыли прямо ко мне, мужчина направил Нос лодки на песчаный берег, мальчик спрыгнул на сухое и потащил каноэ выше.
Очевидно, переезжавшая семья. Я вышел из-за ив к ним, и меня увидели сразу же. Застыли столбом, глядят на меня во все глаза. Я поднял руку в жесте мира и заговорил:
— Далеко заехали?
Мужчина помедлил и с расстановкой произнес:
— Далеко.
На них были мокасины из шкуры лося, окрашенные дымом в черный цвет, с декоративным швом через подъем и отогнутыми клапанами. О западных племенах я знал не так чтоб очень много, но от Батлина кое-что выведал. Такие мокасины носили индейцы омаха.
Я показал рукой на заросли.
— Много ягод. Хорошие, — потер себе живот и широко улыбнулся, раскрывая ладонь с немногими оставшимися.
Женщины занялись разведением костра. Выбрали для него участок выше по ручью, заслоненный со стороны главного русла куртиной черемухи.
Мальчик был красивый и, видимо, сообразительный. Не сводил с меня взгляда, пока я разговаривал с его отцом. Я не курил, но табак с собой носил. Предложил немного индейцу. Он взял, и мы сели рядом.
— Охота? — спросил я.
Он показал вверх по течению реки.
— Много охоты. Бизоны. Видел?
— Еще нет. — Я показал на кусты позади себя. — Там моя лодка. Много людей. Ищем мужчину. — Я описал Чарльза, как его описывали мне. — Может быть с плохим человеком… плохим белым человеком, — добавил я.
Он пыхтел трубкой.
— Большая лодка-змея. Знаешь?
— Черная, — сказал он. — Знаю.
— Будь осторожен, — предупредил я, — на ней есть хорошие люди, есть плохие люди.
— Плохие люди, — лицо его сохранило важность, но в глазах искрились огоньки, — заставляют большую змею сильно работать. Тащить на спине пароход.
Его звали, как он сказал мне, Красный Хвост. Они ехали навестить индейскую деревню на реке, которую я посчитал Канзасом.
— Много времени назад, — говорил он, пуская дым из трубки, — омаха — большой народ… большое племя. Много болезней… много атак сиу. Теперь нас немного. Девяносто воинов, может быть. Больше не так, как было. — Слова приходили к нему по мере высказывания. — Старые порядки ушли. Молодые люди не делают теперь стрел. Теперь ружья.
— Но теперь стало легче, когда есть котлы белых? Легче варить? Легче охотиться с ружьями белых? — спрашивал я.
Он посмотрел на меня.
— Легче не значит хорошо, — сказал как отрезал.
Я поднялся на ноги.
— Иду назад к моим людям, Красный Хвост. — Вытянул к нему руку. — Пусть в твоем вигваме всегда будет мясо.
Он хихикнул и пожелал мне счастливого пути.
Продолжал хихикать, идя к своему семейству, но, приблизившись к ним, обернулся и крикнул:
— Старый лагерь… где остров Боном. |