— Немногого.

— Например?

— Покоя.

Я бы на его месте непременно пошутил, предложив обеспечить мне покой из разряда вечных, но золотозвенник почему-то остался совершенно серьёзен.

— Вы уверены?

— Да.

— И вам не будет скучно после стольких лет, проведённых в постоянном напряжении, вдруг оказаться вдалеке от шумной и переменчивой жизни?

А ведь в самом деле… Те два дня, что я ждал послания из Наблюдательного дома, не заполненные ничем, кроме вынужденного ожидания, показались мне почти вечностью. Правда, особой скуки я не испытывал, скорее наоборот, словно провалился в какую-то пустоту, не приносящую ни тепла, ни холода, но главное, не заставляющую двигаться и думать. Блаженную пустоту.

— Не будет.

— Подумайте хорошенько, эрте Мори. Это только ваше решение.

Интересно, почему он так настойчив? Старается обезопасить собственный зад на случай, если я вдруг заартачусь? Очень странный разговор. Очень туманный. Но, несмотря на всю его неясность, страха так и не возникло. Впрочем, меня и не пытались напугать, скорее, отговорить, сбить с толку, подёргать за ниточки, торчащие из спутанного клубка души. Пеговолосый очень хочет быть уверенным. Но в чём? Или… в ком?

— Я устал, эрте. Можете верить, можете не верить, ваше право. Я десять лет следовал за Ведущими всех рангов и мастей, постепенно переставая понимать, зачем это делаю. Я честно исполнял свою службу, но даже мундир со временем изнашивается, а люди ничем не лучше мундира, который носят.

— За подобные слова вас следовало бы продержать в тюрьме весь остаток дней.

— Вы кликните стражу сейчас или чуть позже?

Золотозвенник подошёл ко мне вплотную, но снова в его движениях и в тоне голоса не оказалось и намёка на угрозу:

— Вы хотите чего-нибудь по-настоящему? Подумайте ещё раз. Закройте глаза, всмотритесь в картинку, которую увидите вокруг себя, и скажите: чего вы хотите?

То ли он был удивительно убедителен от природы, то ли в ход пошли особые снадобья, которые никто не мешал «багряному» рассеять в воздухе кабинета, но я подчинился настойчивому требованию, хотя в глубине души рассмеялся его детской наивности.

Что можно увидеть за закрытыми веками?

Оказалось, многое.

Тёмную пелену вдруг прочертили лучи света: это чья-то рука тронула занавеску на высоком окне и сдвинула в сторону, освобождая путь солнечному теплу. Женщина. Уже немолодая, но всё ещё прекрасная. А может, мне так только кажется, потому что… я люблю её. И она любит. Черты лица расплываются в дымке на границе тени и света, но глаза, смотрящие на меня, спокойны и счастливы. За окном видны всполохи красных и белых пятен, разбросанные по густой зелени. Сад? Должно быть. Цветущий летний сад. И я обязательно прогуляюсь по нему, только не сейчас, потому что на стуле, выдвинутом из-за украшенного затейливой резьбой стола, меня ждёт форменный мундир, цвета которого я никак не могу разобрать, но в складках ткани определённо что-то мерцает, словно звёздочка посреди ночного неба…

— Я хочу оказаться в лучшем месте, чем бывал прежде.

Пеговолосый удовлетворённо выдохнул, как будто мой ответ, добытый с таким трудом, стоил по меньшей мере половины сокровищ всего мира.

— Такое место есть. И оно уже ждёт вас.

* * *

Коридор, по которому мы шли, был настолько узким, что едва позволял двум не особенно широким мужчинам идти рядом друг с другом, не соприкасаясь плечами.

— Я не скажу всего, что вам должно знать, у меня слишком много других дел, требующих внимания. Но часть разъяснений вы получите уже по прибытии, а часть найдёте сами, если хорошенько поищете.