Фара во сне звал мать, которую толком и не помнил. Череп собирал танчики с мотором, чтобы подразнить младшего брата. Говорил: брат усрётся от зависти, потому что у них в селе таких отроду не водилось. Брехня, конечно, но Сивый прав: пусть каждый развлекается как хочет. Лишь бы алкашку не глушили. Калибр, если не завяжет, и до пятнадцати не доживёт.

Малой у нас в команде самый старый. Он раньше всех нас появился на «Звере» и тогда действительно был Малым – работал на месте Крота, лазал по щелям, куда другие не протискивались. Ему теперь шестнадцать. Ещё годик – и заберут стрелять, а нам взамен выдадут нового шибздика. Смена поколений, так сказать.

– А ты, Бивень, видел, как сгорают дети? – неожиданно спросил Сивый.

– Нет, – признался я.

На «Зверь» дети попадали редко.

– Ая видел.

– В городе?

– Да. Как-то ходил к печам гэпэкашных. У них мёртвых детей много. Кому по два, кому по три, а есть младенцы. Так вот их только положишь, а они уже сгорели. Поэтому сразу штук по десять кидают. Всё равно быстро получается. Пепла почти не остаётся. И косточки маленькие, тоненькие. Их даже в дробилку не кладут, пальцами перетирают.

Не знаю, зачем Сивый рассказал о детях. Ну сгорают, и ладно.

Я встал размять ноги. И Сивый встал. Шагнул ко мне. Я подумал: сейчас бросится и пырнёт зэковской заточкой. Не бросился, не пырнул. Осторожно приблизился к вещмешку, склонился над ним и при свете полумесяца начал собирать разбросанные жетоны. Опускался на колени, ползал. Шарил в траве. Не успокоился, пока все не нашёл. Попытался поднять мешок, а хвост от лямки оказался у меня под ботинком. Я ногу не отвёл. Наоборот, сильнее вдавил её в землю. Не знаю зачем. Но как бы я ни давил, Сивый вытянул лямку. Завязал горловину вещмешка, накинул его на плечи. Развернулся и побрёл к перелеску. Глядя ему в спину, я тихонько сказал:

– Дурак ты, Сивый. Все давно живут как можется, а не как хочется. И никакие имена тут ничего не изменят.

Когда Сивый затерялся в темноте за деревьями, я пошёл обратно к «Зверю». На ходу обдумывал услышанное, подбирал другие вопросы, будто надеялся однажды встретить Сивого и поговорить с ним по новой. Под конец устал, и мысли разбежались. Я лишь спрашивал себя, почему дал Сивому заморочить мне голову, почему позволил ему уйти.

Добрался до «Зверя» прежде, чем успокоить себя вразумительным оправданием. К моему возвращению аккумуляторы зарядились, и Сыч выключил двигатели. Прожекторы продолжали светить. Я увидел два внедорожника и один бронетранспортёр. Понял, почему Шпала с Карданом не пошли меня искать. Приехали жёлтые. Вручить Фаре книгу учёта, перенастроить радиоприёмник Сыча и познакомить нас с новым командиром. Заодно осмотреть отделения, спросить, нужна ли помощь механиков. Обычная процедура.

Я заторопился к бортовой лестнице. Решил набрехать, что у меня прихватило живот. Как просрался, так и прибежал. Звучало вменяемо и вполне объясняло моё отсутствие. Главное, чтобы не потребовалось в доказательство предъявить кучу свежего дерьма. Ну это вряд ли. А с букварём могла выйти подстава. Если Фара не придумал ничего толкового, если его сейчас прессуют, я скажу правду. И пусть жёлтые ловят Сивого. Он теперь на третьей стороне? Вот и замечательно. О нём позаботятся те, кто возвращает имена, а я буду заботиться о команде «Зверя 44». Я своих в обиду не дам.

* * *

Спрятавшись за облаками, солнце стало оранжевым, как пятно гнили на бледном лице мертвеца. Жара чуть ослабла.