Эта история мгновенно (как всегда бывает с такими новостями) распространилась по всей округе. Изо всех деревень начали стекаться любопытствующие, которым не терпелось посмотреть на «девочку-гоблина», «дикарку из леса Уэльгоа».

Ей предлагали воду и пищу — но она угрюмо отказывалась от всего, пока не оставалась одна. Лишь когда назойливые посетители уходили, девочка кидалась к миске, как дикое животное, поспешно утоляя голод и жажду.

«Лесного эльфа» (теперь ее называли так) посетил также приходской священник и ряд местных дворян. А вскоре после этого новость дошла и до Карэ.

В сердце несчастной матери мгновенно вспыхнула надежда. На сборы Лили и Жану потребовалось не больше времени, чем нужно, чтобы впрячь лошадь в повозку. К вечеру того же дня они примчались в Трегантеру, где уже все знали об их потере. Их ожидали со смешанными чувствами, не зная, что сейчас предстоит: трагический крах последних надежд — или…

Комната, где содержалась девочка, охранялась, как тюремная камера, — но никто не стал препятствовать Лили, когда она устремилась туда. Толпа, собравшаяся снаружи, замерла в напряженном ожидании чуда. Люди буквально онемели, пытаясь услышать, что происходит внутри.

— Мари! — Женщине хватило одного взгляда, чтобы узнать свою дочь. — Мари! Моя потерянная малышка!

Но ответ потряс ее до глубины души — потому что был дан не человеческим голосом: девочка угрожающе зарычала, на четвереньках отбежала в дальний угол и, повизгивая как волчонок, села там на пол. Глаза ее сверкали, она дико скалила зубы.

«О боже!» — в ужасе выдохнули люди. Они, не сговариваясь, одновременно подались вперед, оказавшись на пороге комнаты.

— Оставьте нас! — взмолилась мать. — Оставьте меня наедине с моим ребенком!

И, когда эта просьба была исполнена, она опустилась на колени, на сей раз действительно вознося молитву о том, чтобы душа ее дочери вернулась в тело этого дикого полузверя. Затем, мягким голосом напевая детские песенки, Лили начала осторожно приближаться к маленькой дикарке. Вот ее дрожащие пальцы дотянулись до растрепанных золотистых волос, бережно погладили их… коснулись покрытых багряно-коричневым загаром ручек той, что совсем недавно была Мари…

Рычание стихло. Лишь поскуливание еще продолжало звучать — но и оно понемногу начало напоминать детский плач.

Тогда женщина все так же осторожно обняла своего ребенка и, прижимая его к себе, со слезами проговорила: «Мари! Дорогая моя! Неужели ты не узнаешь свою маму?»

Девочка-волчонок затрепетала в ее объятиях, затем всхлипнула уже совсем по-человечески, раздвинула спадающую на глаза завесу спутанных волос — и с криком «Мама, мама!» Мари прижалась к материнской груди.