Я медленно покачал головой:

— Нет. То есть человека с такой фамилией я не знаю, хотя звучит знакомо, будто я её где-то слышал. Причем сравнительно недавно. Так мне кажется.

— Имя и фамилию вы могли прочесть в газетах.

Я сказал:

— Тогда, значит, в газетах. Не припомню, правда, в какой связи.

— Пожалуй, у нас все, мистер Медли. На данный момент, я хочу сказать. А вообще, боюсь, нам придется ещё потревожить вас и задать значительно больше вопросов, после того как труп опознают и мы получим информацию коронера.

— Приходите в любое время, — сказал я. — Желательно только не сегодня. Вечером я иду в клуб — это мой шахматный день. — Я проводил их до двери и сказал: — Ещё несколько слов о собаке. Когда приехал ветеринар, он подтвердил, что животное отравили. Сказал, что я поступил совершенно правильно, избавив собаку от мучений. Он всё равно не смог бы спасти ей жизнь.

Рамос улыбнулся:

— Мы не предъявляем вам обвинение в убийстве собаки, мистер Медли. В одном, между прочим, вы были не совсем точны.

— О чем вы?

— О времени смерти Берлиоза. Он умер в шестьдесят девятом, а не в пятьдесят девятом году. А Рихарду Штраусу тогда действительно было пять лет — он родился в тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году.

Я улыбнулся той деликатности, с которой он дал понять, что тоже знаком с биографиями выдающихся композиторов. Я сказал:

— У вас натренированная память, мистер Рамос. Уверен, в вашем доме тоже есть запись «Фантастической симфонии».

— Вы не ошиблись… Вы не планируете дальних поездок, сэр? Не собираетесь выезжать за пределы города?

— Нет, таких планов у меня нет.

— Отлично. Тогда, вероятно, мы снова увидимся завтра. Хотя репортеры, думаю, начнут одолевать вас уже сегодня.

Я пожал руки обоим и, выйдя на крыльцо, наблюдал, как они садятся в машину.

Потом наступила реакция, и меня начала бить мелкая дрожь. Закрыв дверь, я добрался до кресла и рухнул в него. Я опустил голову на руки, зажмурился и сидел так до тех пор, пока не стал трезво соображать.

Мой организм всегда бурно реагирует на подобные ситуации. Сегодня всё было сложнее, поскольку я был вынужден сам обнаружить труп и объясняться с полицией. Однако, отчетливо представляя, как сложится беседа, как поведут себя полицейские, я сумел сохранить спокойствие. Поднявшись утром с постели, я проиграл свою роль в уме, а потом отрепетировал в движении.

И я действительно почти забыл о покойнике, пока по сценарию мне не требовалось обнаружить его. До последнего момента мне удавалось полностью отрешиться от происшедшего.

Сейчас наступило время мучительных переживаний, и я страдал.

Немного успокоившись, я стал молиться. Снова и снова я вопрошал Всевышнего, почему Он требует от меня таких жертв? Впрочем, ответ я знал. Он прав, Он милосерден Он требует многого, но наступит день, и Он снимет с меня клеймо зверя. Я стану свободен. Наступит день, когда его милосердие коснется и меня.

2. Ферн Кахэн

— Что ты думаешь об этом старикашке? — спросил я, когда Фрэнк развернул машину и мы двинулись в сторону Бродвея.

— Не доверил бы ему и десяти центов. А ты?

— Мне кажется, он на уровне. С небольшими закидонами… или как это называется по-научному?

— Эксцентричный?

— Вот-вот. Ты, Фрэнк, просто ходячий словарь Уэбстера. Ну, в общем, мужик в его возрасте должен быть немного эксцентричным, если он холостяк.

— Почему ты считаешь, что он холостяк?

— Черт побери, разве не ты сам спросил его, холостяк он или вдовец? И он тебе ответил.