— Я люблю… — Слова застряли в его горле, и он прокашлялся. — Я люблю твое тело, Мэри.

Он поднял ее, словно она совсем ничего не весила, и уложил на бок, на плюшевый меховой ковер, лежавший перед джакузи. Откинувшись на мягкий ворс, Мэри наблюдала, как его взгляд прошелся от ее горла до груди… и ниже, к бедрам и ногам.

— Моя Мэри.

— Откуда столько грусти в твоем голосе? — спросила она тихо.

Когда он не ответил ей, Мэри испытала истинный страх. Но потом он начал расстегивать пуговицы ее блузки, неторопливо, не раскрывая две половины блузки, даже когда выдергивал края из брюк. Подавшись назад, Рейдж открыл ее тело своему жаркому взгляду и теплоте воздуха в ванной.

Переместившись, он сел поверх ее бедер.

— Я люблю твои груди.

Наклонившись, он поцеловал ее грудь прямо на границе с бельем. Вершинку соска. Внезапное избавление от чашечек подсказало, что он расстегнул переднюю застежку… а потом потоки воздуха коснулись ее обнаженной кожи, когда он сдвинул тонкую преграду в сторону.

Рейдж целую… вечность… ласкал ее груди, поглаживал, сжимал горошины пальцами. Мэри уже решила, что сойдет с ума. А потом он вобрал ее в рот, сначала одну грудь, потом вторую. Она не помнила, когда в последний раз он был таким неспешным с ней… хотя его нельзя назвать невнимательным. Ее хеллрен был совсем другим, целиком и полностью отдавал себя процессу.

Но не этой ночью, очевидно.

Рейдж сцеловал дорожку до ее живота и расстегнул тонкий ремешок, а потом и пуговицу с замком на брюках. Когда она приподняла бедра, он потянул штаны, заставляя их исчезнуть, обнажая белье из кремового шелка.

Вернувшись к ее животу, он накрыл его руками и спустился ниже, так, что сейчас он обхватывал ладонями ее таз.

Он ничего не делал, просто ласкал пальцами низ ее живота.

— Рейдж? — она позвала его сдавленным голосом. — Что ты недоговариваешь?

Глава 21

Опустившись на колени перед своей Мэри, Рейдж четко осознавал, что она звала его по имени, но был слишком поглощен криком в голове, чтобы ответить ей.

Опустив взгляд на живот своей шеллан, он представил, что он вырастает большим, как у Лейлы, что ее тело вынашивает их сына или дочь до того момента, когда малыш сможет дышать самостоятельно. В этой фантазии и Мэри и его малыш были полностью здоровы, во время и после родов: Мэри наслаждалась восемнадцатью месяцами беременности — или девятью, как у человеческих женщин? — а роды прошли быстро и безболезненно, а после он смог сжать ее и их творение в крепких объятиях и любить до конца своих дней.

Может, у их мальчика были бы его голубые глаза и светлые волосы, но потрясающим характером и умом он пошел бы в свою мамен. А, может, их малышка унаследовала бы темные волосы Мэри, его голубые глаза и несносный нрав.

Какой бы ни была комбинация внешности и внутренних качеств, Рейдж представлял их втроем за Первой и Последней Трапезой, перекусами между. Он представлял, как остается с малышкой, чтобы Мэри могла передохнуть, как Зи и Роф делали для своих шеллан; кормит младенца грудным молоком из бутылочки. Или, позже, делится лакомыми кусочками со своей тарелки, как бывало у Зи с Наллой.

В этой прекрасной мечте идут годы, и когда малышу исполняется три, он закатывает им детские истерики, а в пять начинает более осмысленно размышлять и задавать вопросы. Потом заводит друзей в десять и, Боже Упаси, садится за руль в пятнадцать. Они отмечают человеческие и вампирские праздники… происходит превращение, которое до усрачки пугает их с Мэри… но раз это фантазия, то их ребенок удачно превращается в вампира. Потом по плану первая несчастная любовь. А может первая и единственная.

Если бы у них с Мэри была дочь, то лучше несчастному быть евнухом.