.. не успеешь оглянуться... пройдет всего месяц, ну, может, два, и ты будешь уже ждать ребенка!» Девушки продолжали веселиться, в то время как машины и экипажи с гостями все прибывали, появлялись все новые соседи, одетые в праздничные наряды, многие с детьми, которым они постоянно делали замечания, объясняли, как надо себя вести, предостерегали их, чтобы те не испачкались, бегая с друзьями между столами. Не прошло и часа, как празднично разодетая, весело желающая счастья жениху с невестой толпа, состоящая из двухсот с лишним гостей, разместилась вдоль длинных столов, полных угощения. Кроме взрослых, прибыли еще сто детишек. Те, что помладше, старались держаться около родителей, грудные – на руках, несколько маленьких мальчиков сидели на плечах у отцов, а остальные, постарше, отделились и на некотором расстоянии от накрытых столов организовали свою компанию, где весело носились и играли, совершенно не обращая внимания на замечания и предостережения родителей. Мальчишки затеяли игру в саду, самые отчаянные лазали по деревьям, а девочки стояли в стороне, разбившись на группки, весело болтали и смеялись. Некоторые из них по очереди качались на качелях, которые Тэд смастерил уже давно для своих детей. Время от времени кто‑нибудь из детей храбро присоединялся к толпе взрослых. Родителей устраивало, что дети рядом, но не путаются под ногами, а дети радовались, что родители слишком заняты, общаясь друг с другом, и не обращают особого внимания на них.
Кристел, как обычно, стояла с краю в группе старших девочек, никто не обращал на нее внимания, разве что иногда она ловила на себе взгляды, полные либо откровенной зависти, либо восхищения. Девочки всегда смотрели на нее ревниво, а мальчики ее возраста бывали обычно просто заворожены ею, но выражали это немного странно: например, могли толкнуть, или ударить ее, или схватить за длинные белокурые волосы, некоторые даже притворялись, что собираются ее побить. Все эти действия должны были привлечь ее внимание, но никто из них никогда не пытался заговорить с ней. А девочки так вообще никогда с ней не разговаривали. Ее вид почему‑то пугал их. Она отошла в сторону расстроенная и обескураженная, не понимая, почему так происходит. Это цена, которой она расплачивалась за свою красоту. Она принимала такое к себе отношение как должное, но никак не могла понять – почему. Когда у нее хватало смелости, она отвечала на пинки и толчки мальчишек и могла даже задать хорошую трепку, если кто‑нибудь уж больно надоедал ей. Но это был и оставался единственный пока способ ее общения с ними. Большую же часть времени они не обращали на нее внимания. Она знала их всех, знала очень хорошо с самого рождения, но в последние несколько лет их отношения изменились, она стала для них совершенно чужой. Дети, так же как и их родители и другие взрослые, начали понимать, как завораживающе, невероятно она красива. Но ни те, ни другие не знали, как вести себя с ней. Эти люди – простые фермеры – считали, что она сильно изменилась за последний год. И это лучше всего почувствовали парни, которые были на войне. Вернувшись домой после четырехлетнего отсутствия, они все были просто поражены, увидев, какой стала Кристел. Милая девчушка превратилась в красавицу. Какой же она станет в восемнадцать?! Но самое поразительное, что она все еще так и не осознавала, какое впечатление производит на окружающих ее мужчин. Она вела себя спокойно и естественно, как если бы еще была маленькой девочкой. Ну разве что стала еще более застенчивой, видя, как окружающие внезапно переменились к ней. Она не понимала почему. И только ее брат, как всегда, дразнил и издевался над ней все с той же грубостью. И эта ее наивность и непонимание своей красоты делали ее настолько желанной для мужчин, что отец, который это прекрасно видел, уже два года назад запретил ей крутиться среди рабочих на ранчо. Он не хотел, чтобы они пялили на нее глаза, не хотел, чтобы Кристел, сама того не сознавая, спровоцировала бы кого‑нибудь из них. Ее манера мягко и бесшумно двигаться оказывала на рабочих эффект больший, чем если бы она появилась среди них голой. |