— Материнство, значит? — догадался Евгений Анатольевич.

— Материнство, правильно. Человек ведь, если по существу, мужчина ли, женщина ли, — существо весьма далекое от идеального. Но в каждом человеке это идеальное есть. И если уж говорить о высвобождении, то высвобождать нужно это вот — идеальное в человеке. Чтобы человек стремился к нему, подтягивал себя до него. А что в женщине идеальное? Материнство. Материнство — это ведь не только родить. Это воспитать. Вливать по капельке каждый день, вкладывать по зернышку. Это труд. Громадный. Грандиозный. Тяжеленнейший. А когда женщине исполнять его? Некогда. Она другой труд исполняет — что ей мужчины от себя отдали.

Говори сейчас Виктор Витальевич самые абсолютные истины, Евгений Анатольевич ни за что не согласился бы с ним.

— Однако не будете же вы отрицать, — сказал он все с тою же прежней своей горячностью, — что есть у нас женщины и ученые, и руководители… И хорошие ученые, хорошие руководители!

— Помилуй бог, помилуй бог, Евгений Алекса… Анатольич, простите! — Виктор Витальевич, заложив руки в карманы пиджака и оставив снаружи большие пальцы, неторопливо прохаживался по комнате мимо сидящего подле стола Евгения Анатольевича туда-сюда. Торчащими снаружи большими пальцами он прибарабанивал в такт произносимым словам. — Вы меня еще обвините, будто я умственно отсталыми их считаю!.. Есть. Есть. И ученые, и руководители, кого только нет. Но все за счет материнства, голубчик вы мой. Лишь! Или она вообще, глядишь, не рожает. Или родит одного — и уже несчастна: ах, вся ее карьера прахом пошла! А то свое материнское на кого-нибудь другого перекладывают. Воля покрепче — так и на мужа, глядишь. Я же вам говорю, я адвокат, я-то уж знаю, я такого нагляде… — Он вскинул голову, чтобы затем выразительно качнуть ею, ноги между тем несли его вперед, и он налетел на раковину и упал бы, если бы Евгений Анатольевич, мгновенно вскочив, не поддержал его. — Ч-черт! — выругался Виктор Витальевич. — Нашли тоже место…

— Это кронштейнов необходимых нет, — отпуская его, сказал Евгений Анатольевич.

Виктор Витальевич посмотрел на Евгения Анатольевича с недоумением.

— Каких кронштейнов?

— Раковину установить. — Евгений Анатольевич, отвечая, словно бы винился. — Под старой кронштейны двадцать семь сантиметров, а под эту нужно тридцать два.

Виктор Витальевич сообразил наконец о чем речь.

— Это мужика в доме нет, а не кронштейнов, — сказал он.

— Это вы напрасно про мужика… — теперь Евгений Анатольевич как бы оправдывался. — Эти кронштейны большой дефицит. Их и в магазинах не бывает, и на стройках они — каждый на учете.

Как о чем-то весьма основательно изученном сказал он о магазинах и стройках.

— Вот так! За все в жизни приходится расплачиваться. — В голосе Виктора Витальевича была глубокомысленная ирония.

Евгений Анатольевич не успел ответить ему — в прихожей зазвенел звонок.

— Лида! — позвал ее открыть дверь Виктор Витальевич.

Но она уже шла и сама.

Виктор Витальевич двинулся в прихожую следом за ней.

— Ну, наконец-то! — воскликнул он, увидев в дверях Нину Елизаровну с Аней. — Ладно, у меня здесь компания составилась, а так бы хоть в петлю от тоски!

— Здравствуй! — с утомленностью ответила ему Нина Елизаровна. — Какая такая компания? — И увидела за плечом своего бывшего мужа, там, в комнате, Евгения Анатольевича. — Вы? — изумленно, не веря себе, проговорила она.