Лида глянула на мать — Нина Елизаровна в ответ на вопрос Виктора Витальевича пожала плечами: да вроде ничего не упустила.

— Тогда… в тот день, — с неуверенностью проговорила Лида, переводя взгляд на Виктора Витальевича, — когда ее с джинсами обманули, она в милицию попала…

Нина Елизаровна оборвала Лиду:

— Это не обязательно.

— Что-что? — подался к Лиде Виктор Витальевич. — В милицию? — И откинулся на спинку стула. — Нет, это обязательно!

Нина Елизаровна с досадой посмотрела на Лиду, укорила ее взглядом: что ты влезешь всегда!

— Да ну, глупость там… боже мой! — сказала она с неохотой. — Ну, осталась она в одних трусах, а надо же как-то домой… постучалась в квартиру, а те испугались, позвонили… Я ничего и не знала об этом. Вон, — кивнула она на Лиду, — с ней поделилась, а мне ни слова. Если б я знала, то ничего бы не случилось больше, не допустила бы!

— Что ты говоришь, как бы ты не допустила! — отозвалась Лида.

— В милицию ее забрали — не обязательно!.. — Весь вид Виктора Витальевича выражал возмущение. — Ничего себе — не обязательно! Позвала меня выручать и такое утаить хотела! Вот оно, вечное твое желание казаться лучше, чем ты есть.

По лицу Нины Елизаровны пробежала гримаса неприязни.

— Ой, ну не мелочись сейчас. А ты, как всегда, словно баба, мелочишься!

— Я же не знаю, что еще существенное вы от меня утаиваете! — В голосе Виктора Витальевича чувствовалась уязвленность. — Почему вообще нельзя было по телефону мне рассказать все это?

— Это не телефонный разговор! — с резкостью ответила Нина Елизаровна.

— Что тут нетелефонного?! Что? Ничего! Все та же вечная твоя игра в значительность. Речь о судьбе дочери, а она все играет! Рассказала бы мне по телефону — может, и сегодняшнего вызова уже не было бы. А теперь протокол имеется…

Нина Елизаровна прервала его.

— В конце концов, она точно такая же твоя дочь, как моя! И ты за нее так же в ответе! И нечего сейчас обсуждать меня. Сам хорош. Это ты меня бросил, не я. Это я тебе могу предъявлять счет, не ты!

Но в Викторе Витальевиче тоже кипело, чтобы он так вот сразу мог остановиться.

— Я никогда не отказывался от отцовства. И по счету платил, и сверх того тоже! А жить с тобой — уволь!

— Виктор Витальевич! Мама! — по-обычному моляще проговорила Лида, по очереди взглядывая на них. — Вы что? Зачем вы? Не все ли это равно теперь?

Нина Елизаровна скрепила себя. Но тяжело это давалось ей — вскинула глаза к потолку и принялась стучать костяшками пальцев по столу. Виктор Витальевич, в свою очередь, всем видом показывая изнеможение, встал из-за стола, подошел к окну. Окно темно блестело, отражая огни комнатной люстры под потолком, и видны в него были тоже лишь вечерние уличные огни: висящие в черной пустоте чужие освещенные окна, округлые шары фонарей у земли, движущиеся попарно фары машин…

— Там, Виктор Витальевич, — сказала Лида, выждав некоторое время, — когда ее в милицию забрали, еще такая деталь: она объяснение писала, и все там об этом случае с джинсами… и на Светку эту еще заявление отдельно…

Виктор Витальевич с живостью повернулся от окна.

— А! И заявление даже? Ну, тогда все много проще. Лишь бы его в корзину не бросили. А если оно сохранилось… А если и не сохранилось даже.