— И ни о чем не сожалеешь? — Он не хотел, чтобы она испытывала сожаление, но он должен был спросить, потому что хотел знать.

— Да, наверное, я должна была бы кое о чем сожалеть, — и в ее глазах заплясал бесенок лукавства, — как любая хорошо воспитанная леди, — и она немного помолчала, — но я, оказывается, не так уж хорошо воспитана! Я не должна бы радоваться, что меня похитили и что я оказалась единственной женщиной на пиратском корабле.

— Мне показалось, что мы решили проблему пиратства.

— Нет, ты мне еще не рассказал, зачем мы плывем на Мартинику.

— Я просто подумал, что тебе там может понравиться. Это прекрасный остров.

Этот легкомысленный ответ был ошибкой. Он понял это сразу, увидев, как она прищурилась. Ему бы уже полагалось знать, что нельзя недооценивать ее ум.

Аннетта отодвинулась. Ее серые глаза испытующе смотрели на него. Джону Патрику не хотелось рассказывать, что он плывет за пушками для армии Вашингтона. Он слишком хорошо знал, что они будут использованы против людей, которых она выхаживала, которым давала приют в своем доме, которые стали ее друзьями. Но обманывать Аннетту нельзя. Если он снова солжет, то потеряет ее навсегда. Ее оскорбляли не его политические убеждения, а его ложь.

— За припасами, — сказал он полуправду.

— За оружием?

— Эй, — согласился он. «За очень большим оружием. За орудиями», — но этого он не сказал.

Несколько минут Аннетта хранила молчание. Наконец заявила:

— Я помешаю тебе, если смогу.

— Знаю, — ответил он тихо.

Она коснулась пальцами его щеки.

— Мой любимый враг.

Но в его сознание проникло только слово «любимый».

Она опять прильнула к нему. Однако сказанное осталось, омрачая волшебство недавних мгновений.

20.

Да, остров Мартиника действительно был прекрасен. Он поднимался из морских волн как некое древнее царство, осененное цепью голубых гор, увенчанных облаками.

Вечереющий день был светел и ясен, море — густого темно-синего цвета. Под лучами солнца оно сверкало бриллиантовой россыпью. Город, к которому приближался корабль, казалось, воспарял в солнечном свете.

Аннетта стояла на борту и смотрела, как «Мэри Энн» входит в гавань. Правда, теперь она называлась по-новому: «Звездный Всадник». Джон Патрик купил краски в Честертауне, и матросы, закрасив старое название, написали новое.

Аннетта сомневалась, что стоило называть новый корабль так же, как погибший. Она спросила об этом у Джона Патрика, но он ответил, что каждый человек — сам кузнец своего счастья, а его корабль всегда будет называться только «Звездный Всадник». И скоро на нем будет развеваться американский флаг.

Аннетта теперь знала Джона Патрика гораздо лучше, чем в тот день, когда он увез ее из Филадельфии, но все же кое-что в нем оставалось загадкой. Конечно, он не все ей рассказал о себе. Он никогда не снимал в ее присутствии рубашку и больше ничего не говорил о тех годах, которые, очевидно, сделали его таким, какой он есть.

Они больше не занимались любовью, хотя Джон Патрик проводил с ней столько времени, сколько мог. Он не хотел, чтобы матросы заметили их близкие отношения. Ужинать вместе — пожалуйста. Оставаться у нее в каюте на всю ночь — нет.

Она знала, что он заботится о ее репутации, насколько это возможно, но она была уверена, что, если знакомые узнают об этом путешествии, ее доброе имя будет погублено навеки. Порядочная молодая женщина не должна плыть одна без сопровождения компаньонки на любом корабле, не говоря уж о пиратском. Независимо от того, похитили ее или нет, ее все равно подвергнут остракизму.