— А тогда — на что?
— Я пробился наверх, в капитаны. Этот путь занял два года. Но даже тогда выйти из игры было затруднительно. Пираты живут в какой-то мере по демократическим законам. Сама команда выбирает себе капитана, и они же могут лишить его этого звания. Большая часть пиратов любит жизнь, деньги и даже убийства. Я должен был сколотить верный мне экипаж, прежде чем помышлять об уходе из пиратского братства.
— И однажды вы снялись с якоря и уплыли навсегда?
— Эй.
— И начали совершать набеги на англичан?
— Только после того, как началась война и я стал получать официальные письменные указания из Мэриленда.
— А до войны?
Аннетта не отстанет, пока не узнает всего, что хочет знать. Джон Патрик налил себе еще бокал вина. Она едва пригубила свой и почти не притронулась к еде.
— А до войны я плавал на торговых судах.
Это была правда. Он возил оружие в колонии, но за это ему платили. Иногда.
Серые глаза смотрели на него недоверчиво. Джон Патрик чувствовал, что собственный взгляд выдает его с головой, но она больше ни о чем не спросила, а отпила глоток вина. На губах у нее осталась капелька, и, черт побери, какой желанной Аннетта сейчас казалась.
Он разрезал цыпленка, на, этот раз вполне съедобного. Окончив, он с торжествующим видом взглянул на Аннетту и положил ей кусок белого мяса на тарелку. Она улыбалась.
— Вы возвратили мне веру в ваше мастерство.
— Веру?
— Она существенно была подорвана в прошлый раз, когда цыпленок взял над вами верх.
— Но этот оказался очень податливым.
Аннетта едва не рассмеялась, но сдержалась, хотя это было неподдельное веселье. Но все-таки ей не удалось победить себя, и Аннетта громко прыснула. Он еще никогда не слышал, чтобы она смеялась, и пришел в восторг. Веселье оказалось заразительным, и вскоре оба едва не падали от смеха.
Овладев собой, он взглянул Аннетте в глаза и увидел в них то же самое желание, что внезапно охватило все его существо. Теперь, во всяком случае, он знал, что рухнул барьер, который она с таким старанием возводила между ними. Их жар был взаимен.
Аннетта уже не улыбалась, но взгляд ее стал мягким и нежным. Он так любил этот взгляд, хотя теперь и понимал, что ее мягкость и нежность — оборотная сторона силы. И вот этой ее чертой он и восхищался больше всего.
Восхищался?
Любил.
Он был потрясен этим открытием. Он с самого начала хотел ее. Она ему чрезвычайно нравилась, и с каждым днем все больше, но любить?
Он протянул ей правую руку. К его удивлению, она приняла ее. Они вдруг встали, забыв об ужине. Очутившись в его объятиях, Аннетта обхватила его за шею, и они поцеловались, изнемогая от желания. Аннетта была не готова к неотступной жажде, сжигавшей ее, к боли желания, которое овладело телом, странно сейчас отчужденным от нее самой. Восстание чувств, к которому они медленно шли последние несколько дней, свершилось. Ей показалось, что мир покачнулся. Поцелуй Джона Патрика стал жадным и настойчивым, и Аннетта утонула в море неведомых ранее ощущений. Он тесно прижал ее к себе. Казалось, все изгибы и формы ее тела точно соответствовали его фигуре, словно природа их «отливала» с заранее обдуманным расчетом. Он скользнул губами по ее щеке, желание пронзило ее, растворяя недоверие и сдержанность.
— Красавица Аннетта, — прошептал он, и это сладостной мелодией прозвучало у нее в ушах.
Аннетта прерывисто вздохнула, стараясь овладеть собой, подавить бурю желаний, сотрясавших ее, утихомирить свои предательские чувства, но каждое его прикосновение снова и снова зажигало огонь в крови. Она провела пальцами по его лицу. Неистовая, беспредельная нежность затопила ее, и она поняла, что пропала. |