— Почему грязь?

— Репортеры обычно не берутся за раскрутку несчастных случаев, если не чуют там какой-нибудь червоточины, — заметил Вадим.

Добрынин под шумные аплодисменты сошел с эстрады.

Катя обернулась к Кравченко.

— В этом деле я не чую никакой червоточины, — отрезала она.

— Да? — Он подлил ей шампанского.

— Да. Я просто хочу узнать, кто заявил в милицию о ее пропаже.

Между столиками актер в опереточном мундире и актриса в платье тридцатых годов танцевали брутальное танго. Добрынин сидел рядом с очень эффектной женщиной. Катя наблюдала за ним. Кравченко проследил за ее взглядом.

— Что, солнце русской поэзии? — спросил он ехидно.

— Солнце. Ты не смотри, что они дурачатся, шутят. В них, — Катя указала глазами на столик Куртуазных Маньеристов, — может быть, в одних только это солнце и светит.

— Светит, да не греет. — Кравченко скривил одну из своих обычных двусмысленных гримас. — Но где этот чертов Пьеро? Половина одиннадцатого уже. Долго это все продлится?

И тут на эстраде появился Пьеро. Под сильно стилизованным гримом Катя никогда б не узнала Лавровского, даже если бы видела его каждый день. Густо напудренное лицо, ярко накрашенные губы, глаза и брови — черные от краски. Он кутался в просторный огненный балахон. Искусно имитируя голос Вертинского, он спел несколько песен. Зал притих.

— Как его к нам затащить? — шепнул Кравченко. — Прямо со сцены, что ль? — Он сделал вид, что хочет встать.

Катя поймала его за рукав пиджака. Вадя, хлебнувший шампанского, вполне мог выкинуть какое-нибудь шумное коленце — в его синих глазах уже мерцали опасные искорки.

— Тише, подожди. Мы его потом отловим. После вечера.

На эстраду стремительно взлетел Магистр Ордена Вадим Степанцов.

— О, тезка мой, — хмыкнул Кравченко. Он явно заинтересовался.

Нет, Мальвина — особа особенной масти...

Ты смоталась и адрес оставить забыла...

Бедный малый свихнулся на поисках кладов...

— Вечер в Византии! Последний вечер в Византии перед нашествием варваров! — восклицал ведущий. Кравченко вернулся.

— Аида, Катька, иначе он сделает ноги, уже грим смывает.

— Ты его видел?

Вместо ответа он потянул ее за руку. Катя с сожалением поднялась. Вадим провел ее по пустому темному вестибюлю, открыл какую-то дверь, и они очутились на черной лестнице. Поднялись на второй этаж. В комнатке напротив лестницы галдела «Рампа»: музы в хитонах, танцовщица танго, еще какие-то загримированные актрисы.

— Это бабская гримерная, — шепнул Кравченко. — Мужики — следующая дверь.

Они вошли в освещенную комнату. У большого зеркала за столиком, уставленным коробками с краской, сидел Пьеро. Он успел уже снять часть грима и теперь намазывал лицо кремом.

— Привет, — развязно поздоровался Кравченко.

— Добрый вечер, вы.., ко мне? — Лавровский был удивлен.

— Здравствуйте, я Петровская, мне Борис Бергман поручил передать вам плохую весть: Света Красильникова умерла. — Катя взяла сразу с места в карьер.

— Света? — Лавровский уронил на пол тампон, которым он размазывал по лицу крем. — Умерла?

— Вас еще не известили? — Это не стыковалось с первым заявлением, но Катя этого не заметила.

— Нет.