Они ушли вглубь парка и устроились на скамейке, окруженной цветущими кустами амаранта. Адель со вздохом села, алые розы, которые она срезала, лежали у нее на коленях. Принц тихо произнес:

– Когда то вы призывали меня к терпению. Достаточно ли я был терпелив?

Адель лукаво улыбнулась:

– Может быть, даже слишком.

Потом, прежде чем он успел опомниться и принять ее слова как поощрение, она легко, беззаботно заговорила о другом. О музыке. Один Бог знает, как она любит Оперу. Да и вообще, импровизировать на рояле – любимейшее ее занятие. Князь нанял ей учителей. Кто знает, возможно, при соответствующем образовании она даже сможет сама что то сочинять – иногда у нее в голове проносятся обрывки мелодий…

Он слушал очень внимательно, хотя и был сбит с толку темой, которую она выбрала. Пока она говорила, он не сводил глаз с губ Адель, и ей даже казалось, что он смотрит на ее грудь, едва прикрытую легким муслином. И вдруг, словно не выдержав, герцог Немурский взял ее руку:

– Адель, разве вы не видите, что я люблю вас?

Ничуть не удивленная, она освободила пальцы и очень легко ответила:

– Меня нельзя не любить. Оттого меня все и любят.

Она все словно шутила. Он возразил:

– Все – не я, Адель. Я действительно готов привязаться к вам.

Она улыбнулась чуть насмешливо:

– Правда?

– Честное слово…

– Мне остается только пожалеть вас.

– Почему?

– Потому, что вы, мой дорогой мальчик, до сих пор не разучились выдавать желание за любовь. Надобно различать эти чувства. Мне не нравится, когда мне говорят о любви, а хотят всего лишь спать со мной.

– Это не совсем так, – пробормотал он.

– Что, вы не хотите этого?

– Хочу. Но это не все. Я по настоящему увлечен, Адель. Иначе я не говорил бы о любви.

Она внимательно посмотрела на него. В темных глазах Филиппа ей почудилась не только заинтересованность и похоть, но и какое то более теплое чувство.

И внезапно, едва она осознала это, едва поняла, что он испытывает к ней что то похожее на то, что она чувствует к Эдуарду, в ней проснулось жестокое желание дразнить его, играть с ним, сделать больно. Сейчас, в данную минуту, ей и самой хотелось ласк юноши, но тем сильнее она предвкушала миг, когда он ей надоест. Она еще не знала за собой таких дурных качеств.

Выражение глаз Адель насторожило Филиппа.

– Что же вы скажете? – спросил он.

– Если вы влюблены в меня, тем хуже для вас.

– Почему?

Засмеявшись, она встала, прошлась по дорожке, скрывая от него недобрый странный блеск в глазах. Впервые ей попался человек по настоящему уязвимый. Он даже сам открылся ей, показал свою незащищенность. Какое то мгновение она еще колебалась, потом дурные чувства перевесили.

– Потому что я капризна, непостоянна, никому не верна, К тому же, я дорогая женщина, и то, что вы влюблены в меня, ничего не меняет. Что вы можете мне предложить?

Он, в бешенстве, поднялся:

– Черт возьми, вы нарочно хотите казаться хуже! Я же знаю…

Он намекал на то, что с Фердинандом дело обстояло иначе – от него она ничего не требовала. Адель сказала:

– Ну, хорошо, положим, денег мне ваших не нужно. Но…

– Ничего больше не хочу слышать! Нет ничего такого, что остановило бы меня!

– Даже ваш брат? О, монсеньор, не кажется ли вам, что с моей стороны было бы некрасиво, уступи я вашим домогательствам?

– Моим домогательствам? Господи Боже! Адель, вы не можете так говорить. Мои ухаживания – это больше и лучше, чем просто какие то домогательства. Ради вас я распрощаюсь с графиней де Легон навсегда и не испытаю ни малейшего сожаления.