– Здравствуй, Пушок. У тебя есть чувство юмора, но, пожалуйста, больше к нам так не подкрадывайся.

– Чувство юмора, – откликнулся, словно эхо, великан. – Это означает, что я люблю устраивать шутки? – он возвышался над ними на задних ногах, словно башня. – Да. Что лучше, чем устройство шуток? Кроме, может быть, строительства пещер, еды, сна и занятия любовью.

Флинкс заметил, что широко улыбающийся рот двигался.

– Вы разговариваете, – заметила одновременно с ним Силзензюзекс. Она повернулась к Флинксу: – Мне показалось, что ты сказал, что они телепаты?

– Можем пользоваться и мыслеречью тоже, – сказало что‑то у нее в голове, заставив подпрыгнуть.

– Так вот что значит телепатия, – прошептала она, переживая этот новый опыт. – Она, в своем роде, очень пугающая.

– Зачем же утруждать себя речью? – поинтересовался Флинкс.

– Это менее действенно, но более забавно, – прохрипел в ответ Пушок.

– Намного более забавно, – подхватили два голоса. Появились бредущие к ручью Ням и Голубой. Опустившись на четвереньки, они принялись лакать воду.

– Почему же вы говорите так с людьми на базе?

– База? Большие металлические пещеры?

Флинкс кивнул и был вознагражден мысленным пожатием плечами.

– Никто не просит нас много говорить. Мы видим у них внутри, что им нравится, чтобы мы говорили вот так, – и он продолжал, выдав несколько урчащих слов и фыркнутых фраз.

– Это делает их счастливыми. Мы хотим, чтобы все были счастливы. Поэтому мы так и говорим.

– Не уверен, что понимаю, – признался Флинкс, усаживаясь на камень и дрожа. У его плеча материализовалась чудовищная фигура, и Силзензюзекс подпрыгнула на полметра вверх.

– Никаких сомнений в этом, – прогремел Можетитак. Одна лапа сжимала два скомканных предмета, в то время как другая держала большой пластиковый футляр. Флинкс почувствовал, как теплая мысль окатила его, словно ведро горячей воды, а затем Можетитак пропал.

– Что это было? – захотела узнать разинувшая рот Силзензюзекс.

– Можетитак, – рассеянно ответил ей Флинкс, изучая принесенное подвижным уйюррийцем. – Термальные костюмы: один – для тебя, один – для меня.

Забравшись в самообогревающуюся облегающую одежду, они провели несколько роскошных минут, размораживаясь, прежде чем начали исследование содержимого большого футляра.

– Еда, – заметила Силзензюзекс. – Два лучемета…

Флинкс сунул руку вглубь контейнера, сознавая, что дрожит. "И это… даже это". Он вытащил руку, держа маленькую, слегка помятую катушку.

– Как? – спросил он с благоговейным трепетом Пушка. – Как он узнал? – Улыбка Пушка была искренней и выходила за пределы застывшей у него на устах.

– Можетитак играет в свои собственные игры. Для Можетитака все – игра, и он очень хорош в играх. Лучше, чем любой из семьи. В некоторых отношениях он как переросший детеныш.

– Детеныш, – согласилась Ням. – Но большой огонек.

– Очень большой огонек, – согласился Голубой, поднимая голову и слизывая длинным языком воду с морды.

– Забавно, когда есть с кем поговорить, – игриво заметил Пушок. Затем он выдал впечатление обиженно нахмурившегося. – Другие прибыли, но не высадились. Можетитак видел их и говорит, что они делали какие‑то странные вещи своими конструкциями, орудиями вроде тех, что в металлических пещерах. Они очень разволновались, а потом улетели.

– Церковная изыскательская партия, – без нужды прокомментировал Флинкс.