|
Местное население опознало в нем разбойника Вольгу, но некоторые склоняются к тому, что это Стенька Разин. Короче, личность персонажа народных легенд пока не установлена. Молодка тут одна, продавщица местного продмага, в баньке парилась, так этот ферт материализовался прямо из знойного тумана и ласково предложил спинку потереть. Девка с перепугу до Забыти в чем мать родила бежала. Шут знает, что творится! Рынок сгорел, в городе волнуются, а в это время под шумок по Цареву лугу тянут водопровод. А зачем, когда кругом воды хоть залейся! Ну, чего скис или в столице сглазили?
— Все нормально… — Куда сейчас? — В управу. — Садись, подвезу. Рядом с шикарным «бортом» Квита «Москвич» Севергина и впрямь смотрелся пони-недомерком. Центр города и сожженный рынок были оцеплены, узкие улицы запружены автомобилями. Сюда был стянут милицейский кулак и силы дружинников. Квит и Севергин двинулись в объезд по окраинам городка. Вечернюю тишину взорвали матерные вопли и глухие удары, словно кувалдой крушили дощатый забор. Звон битого стекла резанул по нервам, истошно заголосила женщина. На окраине городка изрядная толпа народных мстителей штурмом брала дощатые ворота «усадьбы». Стекла в доме уже были выбиты, в глубине комнат металась молодая женщина. — Вызывай наряд! — успел крикнуть Севергин Квиту. Завидев милиционеров, штурмовики оставили свое стенобитное орудие и ринулась к машине. Навалились месивом тел, скрюченных рук, прекошенных злобой испитых лиц. Севергин успел вывернуться из приоткрывшейся двери и, прокатившись по пыли, вскочить на ноги, прежде чем автомобильная туша опрокинулась под напором толпы. Поставленный на кабину автомобиль с намертво заблокированным в ней Квитом бросили посреди улицы и вновь двинулись к воротам, но Егор уже загородил собой дощатые створки. — Назад! Разойдись! — Отойди, мент, в этом доме «ахметка» прячется. Ее боров наших пацанов в ментуру сдал. Она за все ответит! — Сплюнул сквозь выбитые зубы главарь. — Разойдись, мужики! — по-свойски попросил Егор. — Никого Ахмета там нет. Он давно удрал. Толпа угрожающе придвинулась. Севергин, свирепея под тяжелым взглядом «пахана», передернул затвор и поднял руку с пистолетом: — Еще шаг — бью на поражение… В руку с намертво зажатым пистолетом врезался камень, сухожилие дрогнуло, как от электрического удара, пистолет упал в пыль. Севергин наступил на него ногой, чувствуя, что, если нагнется, град камней и самодельных гранат обрушится на него. Он окинул взглядом ближнее кольцо пустых, выморочных лиц, ища хотя бы одно человеческое. И он нашел его. Молодой парень был трезв. Он смотрел сурово и твердо. Его голова была обрита наголо, и от этой наготы синие глаза светили ярче на бледном, заостренном лице. И по мгновенным пронзительным приметам опознав в нем кровника, Егор стал говорить для него одного: — Опамятуй, брат. Я не могу уйти. И ты на моем месте не ушел бы! Оглянись вокруг. Смотрит на тебя нечисть злая, несытая, ждет твоего позора, ждет, чтобы ты оскотинился и своих отца с матерью в грязь втоптал, кровь ребенка пролил, чтобы тебя же, твой дом потом танками разутюжить. Остановись, есть еще путь наверх, в гору. Духом надо побеждать, любовью женщин удерживать, детей от растления уводить в теплый дом, в лес зеленый, к солнцу, к свету! Я присяги не нарушу, сначала меня убей, а потом их. Севергин кивнул на окна, где вновь мелькнула женщина с ребенком на руках. — Шабаш! Баста, я сказал! — Крикнул главарь. — Мента не трогать! Уходим… Машину Квита поставили на колеса. — Ну, ты и вития! — С восхищением выдохнул Квит. |
