Душой не покривила. Лучше своими глазами увидеть расправу над Элиасом, чтобы понимать, насколько всё плохо. К тому же, я надеялась перехватить Юмми или Рашель, чтобы спросить о памятном зелье и отмене его действия. Без Агнии поговорить с девчонками гораздо проще. Главное, чтобы меня саму не перехватили. Вездесущий Уэлбрук. Или, что еще хуже, Ульрих.

На моё счастье, последнего в зале не обнаружилось. Как и Юмми. Зато Рашель сидела среди темных магов рядом с…

— Ох ты, пропасть, — прошипела я, после того, как протерла глаза.

В кресле рядом с Рашель развалился дражайший Свен! Без единого намека на шрамы на надменной физиономии. Значит, вылечился! И вернулся в Гвендарлин пакостить по новой. Наверняка, и обо мне не забудет.

Неприятно. Особенно теперь, когда защищать меня некому.

— Сочувствую, — пробормотал Шем, проследив за моим убийственным взглядом.

Этот взгляд почувствовал и Свен. Посмотрел в упор, не скрывая ненависти. Подарил гаденькую улыбочку, мол, еще встретимся, полуцвет. Шем скривился и сжал мою ладонь, но испугался импульсивного поступка, вздрогнул и разжал пальцы. По моей спине пронесся холодок. Слишком личным получился жест друга. Многозначительным.

— Прошу внимания, леди и господа.

На середину зала вышел директор Бритт. Но не один. В компании Рэма Дюваля, Летисии Дитрих и леди Барбары. Воспитательница вышагивала гордо, как герцогиня. И плевать, что полноценные взирали на нее с презрением и яростью. Лицо Дюваля напоминало маску, не поймешь, как относится к «представлению». Дитрих хмурилась, понимая, какими последствиями грозит выдворение Элиаса. Пусть и временное.

— Вы все знаете, что причина нашей сегодняшней встречи — омерзительная выходка юного темного мага, — проговорил директор сурово. — Уверен, что вы все надеетесь, что мы просто пожурим юношу и мирно разойдемся. Вы заблуждаетесь. Никому не позволено вредить педагогическому составу Гвендарлин. Любому из нас.

Ученикам не пришлась по душе речь Бритта. Одни бледнели, другие багровели. Некоторые гневно сжимали кулаки. Но пискнуть никто не посмел. Поворчать о решении директора в спальнях каждый горазд, а высказать несогласие открыто и разделить наказание с Элиасом — ни за что. Полноценные дорожат шкурой. А я вдруг поняла, почему Бритт пошел на принцип. «Любому из нас» — так он сказал. Конечно же, леди Барбара — не ровня остальным педагогам и воспитателям. Но директор принял ее на работу. Издевательство над ней — откровенный протест против его решения.

— Поступило предложение отстранить обидчика леди Барбары Глайд на полгода, — продолжил Бритт, оглядывая ряды учеников в поисках недовольных. — То есть, до следующего семестра. Прежде чем мы объявим о наказании, предлагаем Элиасу объясниться. Если он сочтет нужным.

Младший герцог счел. Появился перед собравшимися сам на себя не похожий. Никакой семейной непробиваемости, свойственной герцогине Виктории и старшему братцу. Элиас выглядел загнанным в угол. Лицо посерело, глаза припухли. Не от слёз, конечно же. От бессонных ночей.

Он остановился в середине зала. Повернулся к полуцветам во главе с воспитательницей.

— Леди Барбара, — начал, откашлявшись. — Прошу прощения за гадкую выходку.

Гул возгласов — удивленных, возмущенных и ни одного одобрительного — пронесся вихрем. Но Элиас не услышал. Продолжил спокойно:

— Не знаю, о чем я думал. Нет, это неправда. Знаю. Хотел продемонстрировать состоятельность друзьям. Но выбрал глупейший способ. И жестокий. Я понимаю, что поступил дурно, и готов понести любое наказание.

Я надеялась прочесть на лице леди Барбары удивление. Но ее глаза светились ликованием.