Изменить размер шрифта - +
Монах же пока изнывал от скуки и сколь мог усердствовал в наставлении на путь истинный Сигню‑Марии, стараясь делом доказать, что невежественную норманнскую деву вполне возможно превратить в образцовую христианку. Кто другой сбежал бы, не выдержав его заумных нравоучений и постоянных епитимий (порой отец Целестин прикидывал, сможет ли он сам выдержать эдакую епитимью...), а если учесть всю работу по дому, которую выполняла хрупкая девушка, то Марию‑Сигню можно было бы смело причислить если не к лику ангелов, то точно к великомученицам.

А Вадхейм жил своей обычной жизнью. Разнообразным и полным развлечений бытие норманнов зимой не назовёшь – холодно, снег кругом, силу молодецкую девать некуда, а обучение мальчишек, охоту, починку оружия и рыболовных сетей да прочие необходимые, но нудные работы полезным времяпрепровождением для викингов уж никак не назовёшь. Мужчины с нетерпением ждали лета, ждали богатых франкских и германских городов, ждали настоящего дела. Велись бесконечные споры и пересуды – куда на этот раз направит свои дракары Торин, а некоторые дружинники с надеждой посматривали в сторону чинно прогуливавшегося отца Целестина. Даст Один – так и в Багдад отправимся! Разговоры про путешествие на Восток велись уже не первый год, и большинство надежд возлагалось именно на монаха – сам ведь южанин, да и, сказывают, бывал в тех местах. Но отец Целестин бродил мрачный, будто грозовая туча, и сердитое выражение его лица могло насмерть перепугать самого дикого германца из Мюрквида. Норманны же продолжали яростно спорить, гадая, куда же дракары Торина из Вадхейма направятся грядущим летом.

От скуки монах даже пару раз заглянул в капище – пофилософствовать с годи, но их принципиальные расхождения во взглядах на мир, а особо личная неприязнь друг к другу до добра не довели. Схоластический спор в один прекрасный момент закончился тем, что оба святых отца попросту передрались – у жреца был выдран клок бороды, а отец Целестин удостоился великолепного синяка под глазом: кулак у ведуна был не из слабых. Посмотрев дома на своё отражение в серебряном блюде, отец Целестин с неудовольствием отметил, что глазница приобрела цвет, все оттенки которого могут передать только константинопольские живописцы. И нечего было с этим дураком связываться – в аду его всё одно припекут черти к сковородке. Вот там мерзкий язычник ответит и за этот синяк тоже!

Ну не жизнь, а одно расстройство!

Беда свалилась на Вадхейм, как обычно, неожиданно, и погибло бы поселение норманнов в Вадхейм‑фьорде со всеми его обитателями, если бы не... Впрочем, обо всём по порядку, как, собственно, и было записано в хронике у отца Целестина.

Во‑первых, ни для кого не было секретом, что, имея столь сильную дружину, пять кораблей, да ещё учитывая то обстоятельство, что и храбростью и умом Торин намного превосходил своих противников, в Вадхейме за долгие годы его правления накопилось немало разных ценностей и диковин, что весьма привлекало разного рода любителей поживиться за чужой счет. Во‑вторых, у данов было много причин не любить дружину Торина, которая доставляла прибрежным ленам датским множество неприятностей, чиня разбои и грабежи. Впрочем, было тому объяснение. Отец Целестин однажды выведал у конунга историю его семьи – отца и братьев. Оказывается, у Торина было два брата. Один из них – Харальд, отец Видгнира, как уже было известно святому отцу, погиб во Фрисландии, а второй брат, единокровный, но от другой матери (Хлодвиг, отец Торина, женился вторично после смерти первой супруги), был захвачен данами из Скёльдунгов вместе с частью дружины и предан смерти, по счастью не позорной: отцу Целестину был известен сей вид казни, почитавшейся северянами, – именовался он «кровавым орлом». Монах видал однажды, ещё плавая с ярлом Эльгаром, как это делается, и тогда, при виде эдакой жути, понял, что кое в чём норманны превзошли даже палачей императора Нерона – великих искусников в своём ремесле.

Быстрый переход