Простому смертному попасть в эту «хрустальную шкатулку» практически невозможно. Даже волшебный способ показать швейцару купюру сквозь стеклянную дверь не сработает.

— На свадьбу-то пригласишь? — игриво спросила Даша, потрепав Эдика по только что тщательно расчесанной голове.

— Тссс, не торопи события, вдруг она еще откажется, — я приобнял Дашу за талию и заговорщически подмигнул.

— Эдик, не смотри так, мы на самом деле за тебя болеем! — сказала Даша и ткнула меня локтем в бок. — Ваня, скажи ему!

— Мы вообще за тебя-за тебя! — заверил я.

Тут дверь снова снова открылась и впустила в редакцию запыхавшегося Семена. Без верхней одежды, видимо он уже давно слоняется по заводу, и вещи оставил с полагающемся ему по настоящему рабочему месту шкафчике.

— Ваня, а почему ты до сих пор здесь? — спросил он, сфокусировав взгляд на мне. — Тебя Галя ждет на первом этаже и уже волнуется. Вы же собирались что-то там вместе делать!

— Ох, вот я балбес! — я хлопнул себя по лбу ладошкой. — И правда забыл же! Ладно, не скучайте тут!

Галя волновалась. И было понятно, почему. Мы затеяли практически шпионскую игру против нашего председателя профкома, и надо было сделать так, чтобы ни один из начальников цехов не пришел с ним обсудить странное распоряжение оформить годовой отчет в виде номера художественной самодеятельности. На нашей стороне играло то, что с баклажаном мало кто по доброй воле общался. Против — возможная случайная встреча в столовой или еще где и косность мышления некоторых «шишек». Вот с одного такого мы решили сразу и начать, чтобы остальное проскочило полегче.

Начальник цеха вулканизации представлял собой нечто совершенно монументальное. При взгляде на него начинаешь думать, что если остальные люди произошли от обезьяны, то в его предках явно были бегемоты. Он был не толстым, нет. Просто такие весь тяжелый, приземистый, надбровные дуги как у неандертальца, лоб как у него же. Полосатый костюм выглядит скорее как чехол для мебели, чем одежда для человеческого существа.

Его маленькие глазки пробежали взглядом по распоряжению, которое я вчера честно сочинил в самом что ни на есть официозном ключе. Потом брови его угрожающе зашевелились, и буравящий взгляд уперся сначала в Галю, которая тут же съежилась, а потом в меня.

— Что значит «номер самодеятельности»? — спросил он с нажимом. — Мы что ли будем серьезные вещи плясками показывать? Ничего не знаю, мой зам уже готовит доклад, выйду, прочитаю, и хоть трава не расти... Придумают тоже.

— Лев Игоревич, это же новогодний праздник! — возмутилась Галя. — Какой еще доклад?

— Девочка, ты мне указывать что ли будешь? — голос у него был завывающий, как будто с трубой разговариваешь. Я торопливо осмотрел его кабинет. Он был похож на остальные кабинеты начальников цехов, разве что почти вся стена шкафа была увешана всякими флажками, вымпелами и на полках стояли многочисленные кубки и награды. Победителю соцсоревнования. За рационализацию производства. Призерам спартакиады... — Все, не отвлекайте меня своими глупостями...

— Лев Игоревич... — Галя набрала в грудь воздуха, но я подергал ее за рукав и негромко сказал:

— Галя, видишь, человек занят? Значит вымпел и премию получит Дмитрий Сергеич.

Галя удивленно сверкнула глазами, но я сжал ее локоть, и она ничего не сказала. Так и осталась с молча открытым ртом.

— Вымпел и премия? — заинтересовался главный над всей вулканизацией.

— Ой, я надеялся, что вы не услышите, — я сделал притворно-виноватое лицо.

— Здесь ничего не написано про вымпел, — маленькие глазки под низкими бровями сузились в щелочки.

— Вообще-то это секрет, — почти шепотом проговорил я.