Очнулся я после того, как меня окатили водой из шланга. Шевельнулся, с трудом открыл глаза — каюсь, я слегка переигрывал. Скосил глаза — на груди чернел ожог, кожа вокруг него вздулась и покраснела. Боль была вполне терпимая, поэтому снова терять сознание я не стал и лишь застонал, демонстрируя свое ужасное состояние.

— Измельчал народ, измельчал… — тихо пробормотал старший монах, качая головой, затем снова заглянул мне в глаза. — Ну как, брат, — может, вспомнил что?

— Я говорю правду… — тихо прошептал я сведенными от явно нестерпимой боли губами. — Почему мне не верят?

Монах нахмурился — судя по всему, раздумывал, стоит ли продолжать экзекуцию. Моя голова бессильно свалилась набок, это окончательно подтолкнуло его к какому-то решению. Повернувшись, монах прошел мимо приведших меня сюда конвоиров и вышел из комнаты.

Не было его минуты три, из этого я заключил, что брат Фредерик где-то рядом: уверен, мой экзекутор советовался именно с ним.

Вернувшись, монах открыл кандалы, помог мне подняться, я облегченно вздохнул — никак пронесло?

— Спасибо, брат… — тихо прошептал я. — Я говорил правду…

— Господь рассудит… — Монах взял меня за руку и передал конвоирам.

Честно говоря, я был рад, когда понял, что мы поднимаемся наверх, атмосфера подземелья действовала на меня угнетающе. Впрочем, не отвели меня и в мою келью, я понял это тогда, когда мы стали подниматься по узкой каменной лестнице. Я не знал, куда она ведет, пока не увидел солнечный свет, затем на меня пахнуло теплом — жара стояла невыносимая.

Это была большая площадка на одном из склонов горы, я впервые получил возможность как следует оглядеться. Что и говорить, местность выглядела невесело, я даже слегка расстроился — как же я буду добираться до оговоренного с Алисой места? Впрочем, думать об этом мне пока было явно рано.

Я подошел к краю площадки — внизу был обрыв, спастись бегством просто немыслимо. Вверх вел довольно крутой склон, на самом верху горы я, к своему удивлению, увидел автоматическую зенитную установку. Похоже, к вопросам безопасности братья подходили весьма серьезно.

С правой стороны — если стоять лицом к горе — находилась довольно ровная стена, испещренная множеством оплавленных отметин. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это за следы. Либо здесь тренировались в стрельбе, либо… Либо кого-то расстреливали. У меня по спине вновь поползли холодные мурашки. Возможно, при такой жаре это и могло бы показаться приятным, но я почему-то удовольствия не ощутил.

Тем временем из галереи один за другим вышли десятка два монахов с винтовками наперевес. Или не монахов, я снова обратил внимание на то, что под сутанами на них был обычный армейский камуфляж. Да и физиономии этих ребят как-то не очень гармонировали со служением богу.

— Прости, брат Ирвин… — сказал один из моих конвоиров, высокий угрюмый монах. — Брат Фредерик велел провести тебя к богу. Подойди к стене…

Во рту у меня пересохло — то ли от жары, то ли от внезапного осознания того, что эти симпатичные парни, мягко говоря, собираются меня прикончить. И самым плохим было то, что я не видел из этой ситуации выхода. Бежать — некуда, уговаривать — глупо. Правда, было во всем этом и кое-что странное. Почему, например, меня так быстро вывели из подземелья? Уверен, братья-монахи могли как следует надо мной поработать. Пусть не для дела, для удовольствия.