Изменить размер шрифта - +
Поговорим с ним.
     - Тебя задели мои слова? - спрашивает Борис.
     - Чепуха! Все же давай посидим в садике. Мы входим в наш "патцио" и садимся на скамейку в глубине садика, под цветущим кустом сирени.

***

     "Барселона" живет вечерней жизнью, как и все дома в Москве. Всеми тремя этажами, сотней окон она смотрит себе внутрь. За шторками двигаются люди, наяривают телевизоры. В противоположном углу двора два приятеля Гера и Гора налаживают на подоконнике магнитофон. Сейчас будут оглушать весь двор музыкой. Пока не придет дворник.
     Под аркой зажигаются фары. Во двор въезжает новенькое такси. Сгусток энергии и комфорта XX века на фоне наших облупленных стен.
     Из дверей выскакивает мастер художественного слова Филипп Громкий со своими элегантными чемоданами.
     - Далеко, Филипп Григорьевич? - спрашивает дядя Илья.
     - В турне, друзья. Рига, Таллин... На Балтику, друзья.
     - Филипп! - кричит из окна наш папа. - Ионами на взморье попользуйся. Подыши как следует. Лучшее лекарство для нас с тобой.
     - Что же вы раньше не сказали, Филипп Григорьевич, что в Ригу едете?
     - обиженно говорит спекулянт Тима.
     - Программа у вас та же? Новенькое что-нибудь выучили? - интересуется шофер Петя Кравченко.
     - Товарищ Громкий, а за электричество вы заплатили? - светским тоном осведомляется тетя Эльва.
     "Барселона" провожает своего любимца, свою звезду. Громкий машет шляпой вокруг. Самый громадный город - это просто тысяча деревень. Ну, чем наша "Барселона" не деревня?
     Шофер включает счетчик, нажимает стартер. Фыркнув, голубой автомобиль исчезает под аркой. Так каждую весну артист на виду всего дома отбывает в странствия по приморским районам. Он будет пересаживаться с самолета в поезд и с поезда в такси, жить в гостиницах, обедать в ресторанах, купаться в соленых морских волнах и дышать ионизированным воздухом взморья. Осенью он вернется, и жители "Барселоны" будут его приветствовать.
     В садике появляется вся Димкина компания и он сам. Я ни разу не видел Галю с подругами. Она ходит только с Димкой, Аликом и Юркой. И ребята не отстают от нее. Трудно понять: ухаживание это или продолжение детской дружбы. Они занимают скамейку недалеко от нас. Нас они не видят или просто не хотят замечать.
     Вот уже десять минут Гера и Гора крутят магнитофон, а дворника все нет.
     Видимо, "Барселону" охватило в этот вечер лирическое настроение.
     Джазовые синкопы бьют в землю, точно град, словно отбойный молоток, вгрызаются в стены и взмывают вверх, пытаясь расшевелить неподвижные звезды, подчинить их себе и настраивать попеременно то на лирический, то на бесноватый лад. Три пары остроносых ботинок и одна пара туфелек отбивают такт. Лица ребят нам не видны, они в тени сирени. Их голоса мы слышим только в перерывах между музыкой.
     ДИМКА. На Балтику помчался Громкий. Эх, ребята!
     ЮРКА. А что ему не ездить? Жрец искусства.
     АЛИК. Тоже мне искусство! Читать стишки и строить разные рожи.
     Примитив!
     ГАЛЯ. А почему бы тебе, Алик, не выучить пару стишков? Выучи и поезжай на Рижское взморье.
     ДИМКА. Алька и так знает больше стихов, чем самый Громкий из всех Громких.
     - Паблито, - призывно поет магнитофонная дева. - Паблито, - говорит она задушевно.
Быстрый переход