– И вот они посадили меня здесь как пугало для таких, как вы.

Посмотрите-ка вот сюда, – он повернул свой стул, и мы увидели, что у него нет ног. – Предположим, вас не зашвырнут копать туннели на Луне и не заставят быть подопытной свиньей для изучения неизвестных болезней на новых планетах. Пусть у вас даже обнаружат кой-какие таланты. Допустим даже, что мы сумеем сделать из вас способных к настоящему бою солдат. Так вот, поглядите на меня – вот что вы можете получить в результате всего… если вашим родителям не отобьют телеграмму с «глубокими соболезнованиями».

Он помолчал, потом снова заговорил:

– Так что, ребята? Не вернуться ли вам домой, не пойти учиться в колледж, а потом заняться химией, страхованием или еще Бог знает чем? Срок службы – это не приключение в детском саду. Это действительно военная служба, грубая и опасная даже в мирное время… Никакого отпуска. Никакой романтики… Так что?

– Я уже решил, – сказал Карл.

– Я тоже.

– А вы понимаете, что не вам в конечном счете определять сферу вашей службы?

– Думаю, – сказал Карл, – мы сможем настаивать на своих интересах.

– Конечно, конечно. Это первое и последнее, о чем вы можете просить до конца срока. Офицер-распределитель обратит внимание на вашу просьбу. Но первое, что он сделает, – проверит, не требовались ли на этой неделе, например, стеклодувы для примитивной работы. И будет уверять при этом, что именно тут ваша судьба и ваше счастье.

– Я могу заниматься электроникой, – сказал твердо Карл. – Если для этого есть хоть какая-нибудь возможность.

– Да? А ты что скажешь, приятель?

Я колебался. И вдруг очень отчетливо понял: если я сейчас ни на что не решусь, то всю жизнь потом буду гадать и мучиться – стою ли я чего-нибудь на этом свете или я просто обычный «сынок босса»?

– Я собираюсь попробовать.

– Понятно. Давайте ваши свидетельства о рождении и школьные дипломы.

Через десять минут мы были уже на верхнем этаже, где нас прощупывали, простукивали и просвечивали. Мне почему-то пришло в голову, что главная цель всех этих проверок не в том, чтобы узнать, здоров я или нет, а в том, чтобы найти болезнь, даже если ее нет. Это была, на мой взгляд, попытка легко и просто избавиться от нас еще до того, как мы попадем на службу.

Я решил спросить одного из докторов, какой процент поступающих отсеивают по причине физических недостатков. Он искренне удивился:

– Как это? Мы никого не отсеиваем. Закон не позволяет нам этого.

– Хм. Но прошу меня извинить, доктор, зачем тогда весь этот парад?

– Определенная цель есть, – ответил он, слегка отодвинувшись и ударив меня по колену молоточком, – хотя бы для того, чтобы определить, какие обязанности вы сможете выполнять по своим физическим данным. Хотя, если вы даже прикатите сюда на инвалидной коляске, будете слепым на оба глаза и достаточно тупым, чтобы настаивать на поступлении, – и тогда вам найдут что-нибудь подходящее. Пересчитывать что-нибудь на ощупь, например.

Единственный шанс не попасть на службу – это получить у психиатра удостоверение в том, что вы не можете понять, о чем говорится в присяге.

– Доктор, у вас уже было медицинское образование, когда вы поступили на службу? Или они решили, что вам лучше всего исполнять эти обязанности и послали вас учиться?

– Меня? – Он был не на шутку удивлен. – Я что, парень, с виду такой дурак? Я штатский. Вольнонаемный.

– О, извините, сэр.

– Ничего-ничего.