Владельцев поместья все это приводило в волнение, их пугала дрожь, которую они ощущали в своем теле, и когда эта дрожь стала невыносимой, хозяйка выронила из рук виноградную кисть и простонала:
— Бог ты мой, неужели этому не будет конца?
Сэвер взглянул на жену, от всей души желая подбодрить ее, но и сам он чувствовал неуверенность перед надвигавшейся грозной силой.
Сэвер Летан был из числа тех настоящих ученых, которые умеют неспешно постигать тайны мироздания, кропотливо изучают природу, но при этом остаются равнодушными к славе.
В то же время он был не только настоящим ученым, но и благородным человеком. В его взгляде сквозили мягкость и решительность, свидетельствующие о том, что он намерен по-настоящему прожить жизнь. Его жена Люс вела свой род от горных кельтов: нервная, грациозная, замкнутая по натуре… Окруженная нежным вниманием мужа, она жила, как хрупкий цветок в заводях больших рек под сенью широких листьев.
Сэвер сказал:
— Если хочешь, можем уехать хоть завтра.
— Да, уедем, прошу тебя!
Она подошла к нему, словно ища защиты, и прошептала:
— Знаешь, у меня такое чувство, точно земля уходит из-под ног. А по вечерам меня словно приподнимает и несет какая-то сила… Я уже боюсь быстро ходить, мне кажется, что я и так будто лечу. И по лестнице поднимаюсь без всяких усилий, только все время боюсь упасть.
— Тебе это просто кажется, Люс. Это все нервы…
Он улыбался, прижимая ее к себе, но в нем росла глухая, смутная тревога. Сэвер тоже ощутил эту необъяснимую легкость. Когда начало смеркаться, он вышел пройтись, но скоро решил вернуться в усадьбу. И вдруг его понесло с невероятной быстротой, шаги делались все размашистее, превращаясь в прыжки… Ему с трудом удавалось сохранять равновесие, ноги не слушались. Летан замедлил шаг, стараясь ступать как можно тверже туда, где почва была более влажной и вязкой.
— По-твоему, все это только кажется? — спросила она.
— Я в этом уверен, Люс…
Она смотрела на него, а он гладил ее по голове. Внезапно Люс почувствовала, что муж тоже волнуется, охваченный тревогой, что ей не найти у него защиты, ибо оба они — жалкие, слабые создания перед лицом таинственной силы. Тогда она побледнела, стараясь сдержаться.
— Выпей кофе, это тебя подбодрит.
— Возможно.
Они чувствовали, что их реплики звучат фальшиво, а все слова и усилия тщетны перед надвигающимся непостижимым, перед внезапным преображением природы, вот уже несколько недель нарушавшим привычный уклад жизни, волновавшим растительный и животный мир, каждую тварь и каждое растение.
Да, они чувствовали эту ложь, но не осмеливались посмотреть друг другу в глаза, боясь выдать свои предчувствия, передать другому нервное напряжение и тем самым усилить отчаяние.
Несколько долгих минут супруги вслушивались в себя, ощущая в душе отклик на мучающую их тайну.
Испуганная служанка принесла кофе.
— Ты заметил, как ходит Марта? — спросила Люс.
Он не ответил, с удивлением глядя на серебряную ложечку для сахара.
Люс тоже посмотрела на нее и воскликнула:
— Серебро позеленело!
Действительно, ложечка стала совсем зеленой, неяркого изумрудного оттенка. И тут они заметили, что вся серебряная утварь приобрела тот же зеленый налет.
— Боже мой! — воскликнула Люс. Подняв руку, словно произнося заклинание, она глухо продекламировала:
От этого старинного, загадочного пророчества, которое жители плато Торнадр передавали из поколения в поколение, повеяло какой-то мрачной безысходностью, они поняли, что в их судьбу вторглось что-то, не подвластное человеческому разуму. Откуда пришло неграмотным крестьянам это столь грозно звучащее сейчас пророчество? Какие знания, какие наблюдения далеких предков, какие воспоминания о катаклизмах прошлого воплощало оно? Сэверу безумно захотелось оказаться сейчас где-то далеко от Торнадр. |