— Я безработный, Энни, — сказал он.

— Ну, ну, как-нибудь проживём, Пэг, — отозвалась Энни, продолжая возиться с посудой.

Но позор этого увольнения продолжал глодать и мучить Пэга.

— Я для них недостаточно хорош, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Недостаточно хорош, видишь ли. Это я-то, который, когда нужно, может работать за двоих.

— Знаю, знаю, Пэг, — утешала его Энни. Она любила Пэга и остро чувствовала его обиду. — Не горюй, мальчик.

— Они хотят, чтобы я был безработным и клянчил пособие, — проворчал Пэг. — А я хочу работать. Пособие!..

Молчание. Старый отец с постели прислушивался к разговору. Весь покрываясь испариной от жалости к себе, он смотрел испуганными глазами то на сына, то на дочь и наконец вмешался:

— Надо будет тебе написать Дэви Фенвику, Энни. Теперь уж придётся принять от него помощь.

— Как-нибудь проживём, отец, — сказала Энни. Она ни за что не хотела брать деньги от Дэвида, ни за что. — Ведь мы всегда справлялись сами.

Энни решила, что она возьмёт ещё какую-нибудь работу. И этим же утром, сделав, что нужно по хозяйству, ушла из дому на поиски работы. Она хотела работать подённо по домам, но даже чёрную работу найти оказалось трудно.

Она побывала у доктора Скотта, и у миссис Армстронг. Она даже, спрятав в карман гордость, обратилась к миссис Ремедж. Но всюду потерпела неудачу. Миссис Проктор обещала дать ей ещё кое-что сшить, а миссис Лоу, жена священника с Нью-Бетель-стрит, неохотно предложила прийти в понедельник на один день стирать. Этак она сможет, по крайней мере, заработать полкроны, хотя миссис Лоу всегда платила с таким видом, точно милостыню подавала. Как ни старалась Энни, она больше никакой работы не нашла. Она делала попытки и на другой день, и в следующие, но все с тем же результатом. На труд подёнщицы в Слискэйле спрос был невелик, а больше Энни продавать было нечего.

Пэг тем временем начал хлопотать о пособии, которое выдавалось безработным. Он сначала не хотел получать этого пособия, но когда глодавшее его чувство обиды потеряло первую остроту, он отправился на Биржу труда. Рабочие в Слискэйле называли Биржу труда «Бюро». Перед «Бюро» стоял длинный хвост. В этой очереди не толкались, не спорили, как в очереди у шахты, здесь спешить было некуда. Все ожидали. Считалось само собой понятным, что если хочешь получить пособие, то надо ждать. Пэг молча стал в конце, рядом с Леном Вудсом, и Слэттери, и Ча Лимингом. Ни он, ни они не начинали разговора. Пошёл дождь, но не ливень, который дал бы им повод выругаться, а мелкий, тихо моросящий дождик. Пэг поднял воротник куртки и стоял. Стоял без мыслей в голове и ждал. Спустя пять минут пришёл Джек Риди.

Джек не сразу занял место в очереди. Он вёл себя не так, как остальные: ходил взад и вперёд мимо ожидавших, словно эта очередь приводила его в бешенство. Затем он подошёл к началу очереди, медленно расстегнул куртку и обратился к толпе с речью. Джек был братом Тома и Пата Риди, погибших в «Нептуне». Когда-то красивый и статный малый, Джек, снедаемый горем и ненавистью, превратился в худого, с впалой грудью, озлобленного человека, весьма крайних убеждений. Сначала — несчастье в шахте, потом Джек, горя желанием сразиться с кем-нибудь, пошёл сражаться на фронт, и там ему прострелили бедро. После этого он стал хромать. И сейчас Гудспет отказался принять его обратно на работу в «Нептун».

Пэг поднял голову и вяло прислушался к тому, что говорил Джек, хотя заранее знал, что он скажет.

— Да, вот мы кем были, товарищи, когда мы им нужны были на фронте, — говорил Джек, и горькая злоба кипела в его голосе, бунт против жизни, судьбы и того строя, который довёл его до нынешнего состояния.