Гизела набрала в легкие воздуха.

— Я могу уверить вас, ваше величество, что лорд Куэнби ни на секунду не подверг сомнению мой титул.

— Он не догадался?

Императрица смотрела на Гизелу широко распахнутыми глазами. Гизела покачала головой.

— Нет, мадам. Он был совершенно убежден, что я — это вы. Я уверена.

— В таком случае, возможно, не так все страшно для меня, — сказала императрица. — Я была в полном смятении со вчерашнего вечера, когда за обеденным столом кто-то из гостей упомянул лорда Куэнби и заметил при этом, что он очень молод и красив. Еще говорили о том положении, которое ему скорее всего предложат занять при дворе. Можешь себе представить, что я чувствовала.

— Мне очень жаль, мадам, — сказала Гизела, — но я заверяю вас, лорд Куэнби ни о чем не догадался.

— Если все-таки ты ошибаешься, — произнесла императрица, — то даже трудно вообразить, какой вред он может причинить мне. Английская королева никогда не питала ко мне особого расположения. Она может посчитать, что я оскорбила одного из ее приближенных. И зачем только я позволила принцу Рудольфу и капитану Миддлтону уговорить себя и согласилась на этот невообразимо глупый маскарад! Мне, конечно, не хотелось терять три дня охоты. Но в то же время, такая выходка недостойна меня.

— Уверяю вас, мадам, никто не пострадает, — заверила ее Гизела.

Ей хотелось добавить: кроме нее самой и ее сердца.

Нo она знала, что именно это следует держать в секрете от императрицы. В то же самое время она не могла допустить, чтобы страдала и понапрасну беспокоилась эта прелестная женщина. Как было трудно уговорить, ее поверить, что не стоит беспокоиться ни о каких последствиях и при этом многое утаить. Как могла она признаться, что они с лордом Куэнби расстались врагами и что, она была убеждена, он никогда не захочет увидеть ее снова?

— Раз так, то ты меня успокоила, — тем временем говорила императрица. — А вдруг все-таки он захочет продолжить знакомство? Он не собирался приехать сюда?

— Нет, мадам.

Императрица пристально посмотрела на нее.

— Жаль, мне не узнать, что именно там произошло, — сказала она с легкой улыбкой. — Мне почему-то кажется, что если бы мне выпало провести день и два вечера наедине с приятным молодым человеком, то разговор мог получиться весьма интересным. О чем же вы говорили, маленькая Гизела?

— О лошадях, о многом другом, — ответила Гизела. — У лорда Куэнби великолепные конюшни, мадам.

Императрица вздохнула.

— Ты не слишком словоохотлива. Что он тебе говорил? Он заметил, что ты красива? Попытался ухаживать за тобой?

Гизела почувствовала, как кровь хлынула к ее щекам.

— Я ведь выступала от вашего имени, мадам, поэтому, естественно, он решил, что я красива, — пролепетала она.

— И он сказал тебе об этом? — продолжала допытываться императрица.

— Да.

Из Гизелы приходилось вытягивать каждое слово.

Императрица улыбнулась.

— А что произошло потом? Графиня Фестетич не покидала свою комнату, болела. В доме никого больше не было?

— Никого, — еле выговорила Гизела.

Императрица нахмурилась.

— Странно, очень странно. Наверное, он решил, что, раз он в глубоком трауре по отцу, множество гостей будет неуместно. В то же время у него должны были быть причины пригласить меня одну.