|
Лучшие литературные силы страны — Белинский, Тургенев, Гончаров, Григорович, Огарев, Герцен-Искандер — изъявили готовность сотрудничать в этом журнале, «благородном по духу», как выразился Чернышевский. Тем временем правительство после долгих колебаний и задержек, бесконечных бюрократических оттяжек и формального крючкотворства разрешило наконец выдать Искандеру заграничный паспорт. И в январе 1847 года друзья-москвичи провожали Герцена и его спутников в далекий путь. Этот день стал одной из самых важных переломных дат в судьбе Искандера.
3
Первой перекладной станцией от Москвы на Петербургском тракте была Черная Грязь. Здесь предъявляли подорожную станционному смотрителю и требовали свежих лошадей, если ехали в собственном экипаже, или терпеливо ожидали в казенной почтовой карете, пока ямщики сменят подставу, то есть впрягут отдохнувших коней на место усталых, выпряженных. Их ставили на короткий отдых и запрягали во встречный экипаж, до московского почтамта на Мясницкой улице. Сюда, до первой подставы, частенько доезжали провожающие москвичи. Напутствовать семью Герцена приехали Грановские, Корши, Кетчеры, Мельгуновы, Кавелины, Астраковы, Егор Герцен, знаменитый артист Михаил Щепкин, В. П. Боткин, Д. Засядко и Ю. Мюльгаузен… «…Шесть-семь троек провожали нас до Черной Грязи… Мы там в последний раз сдвинули стаканы и рыдая расстались. Был уже вечер, возок скрипел по снегу… Вы смотрели печально вслед, но не догадывались, что это были похороны и вечная разлука…» Так помянуты проводы в «Былом и думах». А накануне прощались в доме Грановских, и маленькой вещественной памяткой этого вечера 18 января осталась у Грановского стеклянная подставка для бутылки. На этой подставке Герцен чем-то острым выцарапал памятную надпись:
22 января Александр и Натали Герцены вновь увидели Новгородский кремль и Софийский собор, потом дня на два останавливались в Риге, а 31 января в Таурогене, маленьком местечке Ковенской губернии, простились с Россией: миновав эту последнюю пограничную станцию, они через несколько минут очутились на территории соседней Пруссии. С тех пор нога Герцена уже никогда не ступала на землю родины. Он служил ей умом и сердцем из-за рубежа, но вера в свой народ спасла его от жестокой тоски по оставленной отчизне.
На первых порах радовали новые впечатления, чувство освобождения от упорных полицейских ищеек, «ушей и пашей», красота Парижа и Рима, знакомство с новыми обычаями и порядками, так свежо и талантливо показанное в «Письмах из Франции и Италии», встречи с выдающимися революционерами, писателями, учеными Запада. С огромным, радостным волнением встречал Герцен февральские события во Франции в 1848 году. Горькое разочарование в результатах февральской революции испытывали парижские рабочие, а с ними и Герцен. После того как майская попытка рабочих масс Парижа разогнать контрреволюционное Национальное собрание и образовать правительство революции потерпела неудачу, тяжело пережитую Герценом, он видел, как день ото дня французские буржуа усиливают притеснения и гонения на рабочих. «Начали сажать в тюрьмы. Запретили на улицах собираться толпами…» В те дни познакомился Герцен с поэтом Гервегом, сыгравшим впоследствии столь роковую роль в семейной драме Искандера. В дни тяжелых баррикадных боев, длившихся несколько дней июня, Герцен жестоко страдал от вынужденного бездействия и неудачи восставших. На квартире писателя было несколько обысков, Герцену грозил арест и расправа за связи с революционерами. Один из парижских рабочих предложил ему тайное убежище. Герцен не думал им воспользоваться, но был глубоко тронут этой заботой о своей судьбе. Вечером 26 июня семья Герцена услышала за окном правильные залпы с небольшими расстановками. |
