...Наверное, первая жизнь тоже зародилась под воздействием какого‑то разума... сверхразума...

Андо и сам не заметил, как начал думать на отвлеченные темы. Мысли его плавно потекли в другом направлении, но ворчание Мияшты тут же вернуло их в прежнее русло.

– Кольцо, ну надо же... – бормотал толстяк, зависнув над экраном.

Андо снова посмотрел на вирус, мельтешащий внутри клеток. Ему не составило особого труда догадаться, что имел в виду Мияшта. Достаточно было внимательней приглядеться: некоторые извивающиеся экземпляры походили на головастиков, другие имели форму подковы, но подавляющее большинство выглядело как слегка разомкнутое кольцо. Обычное кольцо, которое надевают на палец. У них даже был такой специфический выступ – как драгоценный камень на кольце.

RING‑вирус (увеличение в 21 000 раз)

...RING!..

От этой догадки Андо чуть не вскрикнул.

Он снова взглянул на экран. Картинка больше всего напоминала столешницу, на которой в беспорядке были разбросаны крохотные подковки, резинки для волос, головастики и множество колечек.

Андо и Мияшта, открыватели нового вируса, теперь должны были дать своему открытию название.

– RING‑вирус, – мечтательно произнес Мияшта и повернулся к Андо. – Как тебе? Вроде неплохо звучит.

Звучало прекрасно. Название идеально подходило новому вирусу. Слишком идеально. Именно поэтому Андо и не спешил с ответом. «Что за этим стоит? Уж не сверх ли разум?» Он вдруг почувствовал проявление чего‑то божественного во всем происходящем.

...Как все это началось?..

Он вспомнил клочок газеты, торчащий из швов на мертвом теле Рюдзи Такаямы, и два числа: 178, 136. В этих числах он разгадал слово «ring». Потом ему в руки попал невероятный отчет Асакавы, озаглавленный «RING», и вот теперь – этот вирус в форме кольца на экране электронного микроскопа.

Такое ощущение, будто кольцо – это символ чьей‑то воли, которая меняется от перерождения к перерождению, с каждым разом становясь все мощней и безудержней.

Микроскопическая вселенная была по‑своему прекрасна. Ее красота заключалась в цикличных повторениях. Но то, что Андо видел сейчас на экране, было уродливым, искаженным отражением этой красоты. Вирус казался ему отвратительным не только потому, что являлся безусловным злом, вредителем и врагом человечества. Скорее, то, что чувствовал Андо, было следствием какого‑то врожденного, инстинктивного отвращения ко всему змееподобному. Любой человек, которому безо всяких предварительных объяснений показали бы то, что видел сейчас перед своими глазами Андо, наверняка испытал бы похожее неприятное чувство.

Словно в доказательство этого руки стоящего за пультом управления Нэмото, который, в отличие от Андо и Мияшты, ничего про этот вирус не знал, вдруг довольно сильно задрожали. Похоже, ему было не по себе. Только прибор оставался невозмутимым, выдавая через равные промежутки времени один негатив за другим.

Нэмото сделал семь снимков, собрал негативы и отправился в темную комнату. Там он проявил пленку и заодно закрепил в держателе микроскопа ультратонкий образец с кровяными клетками Маи.

Вернувшись за пульт управления, он, словно играя в какую‑то игру, нажал стартовую кнопку и объявил:

– А теперь – клетки Маи Такано.

Постепенно добавляя увеличение, они добились такой же четкой картинки, как и в прошлый раз. На первый взгляд, эта картинка ничем не отличалась от предыдущей. Тот же самый мельтешащий в умирающих клетках вирус.