– Вы, должно быть, чувствуете себя ужасно одинокой, – произнес Смайли. – Никто не может выносить этого постоянно. Это требует мужества, но как тяжело быть отважным, когда ты один. Они этого никогда не поймут. Они никогда не знали, сколько сил отбирает ложь, вынужденное притворство, жизнь в стороне от обычных людей. Они полагают, что вы можете работать на их топливе, черпать силы в их знаменах и музыке. Но если вы одна, вам необходимо другое горючее, не так ли? Вам нужна ненависть, но никто не в силах постоянно ненавидеть. А то, что вы любите, так туманно и недостижимо.

Он умолк. Вскоре ваши нервы не выдержат, подумал он. Смайли страстно желал, чтобы она приняла его поддержку. Он посмотрел на нее. Скоро она сломается.

– Я сказал, что время не терпит. Вы понимаете, что я имею в виду?

Она сложила руки на коленях и опустила глаза. Он видел темные корни ее светлых волос и думал, почему же, черт возьми, она красит волосы. Казалось, она не слышала вопроса.

– Месяц назад, после того, как я побывал у вас, я возвращался на машине в Лондон. Какой‑то человек пытался меня убить. В тот вечер ему это почти удалось. Он ударил меня три или четыре раза по голове. Я только что вышел из больницы. Мне повезло. Совсем недавно речная полиция выловила в Темзе труп владельца гаража, который давал тому человеку напрокат автомобиль. На нем не было следов насилия, просто он был накачан виски. До сих пор не ясно, что же произошло. Уже много лет он и близко к воде не подходил. Но мы имеем дело с человеком, который знает свою работу. С профессиональным убийцей. Кажется, он старается ликвидировать всех, кто может установить связь между ним и Сэмюэлом Феннаном. Или же между ним и его женой. И к тому же эта молодая блондинка из Вэйбриджского театра…

– Что вы говорите? – прошептала Эльза. – К чему вы ведете?

У Смайли внезапно возникло желание причинить ей боль, уничтожить последние следы ее воли, измотать ее силы так, как если бы она была противником.

Она неотступно преследовала его, пока он беспомощно валялся в постели, она являлась для него загадкой, и это придавало ему силы.

– По‑вашему, какую игру вы вели вдвоем? Неужели вы думали, что сможете хитрить с такой мощной системой, давая им лишь часть, но далеко не все? Неужели вы думали, что сможете остановить карусель, обуздать силу, которую сами же им даете? Какие мечты вы взлееяли, если миру в них отводится столь ничтожная роль?

Она закрыла лицо руками, и Смайли увидел проступившие между пальцами слезы.

– Нет, я думала только о нем. У него была мечта, да… Светлая мечта. (Она продолжала отчаянно плакать, полупристыженный, полуликующий Смайли ждал, пока она снова заговорит). – Внезапно она подняла на Смайли мокрые от слез глаза. – Посмотрите на меня, – сказала она. – Какие мечты они мне оставили? Я мечтала о длинных золотистых волосах, а мне обрили голову. Я мечтала о великолепном теле, а его разрушили голодом. Я увидела, что такое человек. Как же я могу после этого верить, что люди могут жить по какой‑то формуле? Я говорила ему, я тысячу раз говорила: «Не пишите законов, не надо красивых теорий, не выносите приговоров, и люди смогут любить. Но стоит им дать теорию, выдумать лозунг, и снова начнется игра».