На следующий день Кадзуо получил открытку от своего друга, с которым он давно не виделся. Всего одно предложение: «Здравствуй, я все еще живу, прощай». Через три дня Кадзуо позвонила жена этого друга. «Он покончил с собой».

Кадзуо давно не был на похоронах. Он не испытывал грусти. Тихо, спокойно двигалась процессия с благовониями. Мало кто пришел на эти похороны, и не было нужды делать все нарочито медленно. Люди шепотом переговаривались о том, о чем в обычной жизни они разговаривают в полный голос. О политике, о сыне, который блестяще закончил университет и уже устроился на работу. «Интересно, когда он писал о том, что еще живет, он уже решил покончить собой? — подумал Кадзуо. — Если да, то эта открытка — его алиби. А может быть, он просто констатировал факт. Может быть, он знал, что после его смерти все остальные будут жить дальше, что все они придут к нему на похороны. Он знал. Крушение мира — это всего лишь фантазия. Посторонние люди продолжают жить вечно. Он знал. А если не просто знать об этом, но осознать, то, кроме самоубийства, ничего не остается».

Бессмертие, жизнь, унаследованная детьми и внуками, — это все вранье. Наследники идеи бессмертия — посторонние люди.

Шерстяная куколка с соседнего стола вечно пребывала в добром здравии. Она никак не умирала. Девушка-сослуживица, как только появлялась на работе, сразу начинала затачивать свои карандаши, которых было десять штук. Она точила их, пока они не становились острыми как шило, а потом тыкала острым кончиком в свою шерстяную куколку. Куколка перекатывалась и замирала в ожидании следующего движения девичьих пальцев.

Кадзуо все чаще стал натыкаться в газетах на новое выражение: «холодная война». Это выражение впервые появилось в газете А., в статье иностранного журналиста, опубликованной в декабре прошлого года, второго числа, и теперь, похоже, сделалось очень популярным. С тех пор как объединенный штаб положил конец всеобщей забастовке, профсоюзные забастовки тоже прекратились. Садисты в его сне, эти уравновешенные горожане, лелеяли свой тайный замысел. «…Мы утопим этот мир в крови и молчании».

Он все так же монотонно ходил на службу и возвращался с нее. Неспешно занимался подсчетом ссуд. Но что-то неприятное, что-то взрывоопасное медленно давило изнутри и снаружи. Кадзуо думал, что это из-за больного желудка, и начал пить таблетки. Потом пошел к врачу. «Вы абсолютно здоровы», — сказал тот. Речь шла не о бессоннице, отсутствии аппетита, острых болях или о других серьезных симптомах. Но его не покидало ощущение, что внутри него живет нечто. И в какой-то момент, когда снова поступит импульс, снова зашевелится внутри нечто, — он больше не сможет дышать. «На самом деле я никогда не верил в беспорядок», — подумал он. Все идеи смертны.

Кадзуо пошел и купил женщину, но это ничего не изменило. Просто мир рассыпался на куски. Он знал, что где-то существует страшная, равнодушная сила, сродни науке, которая соберет эти куски в единое целое.