Старый рыбак осушил вёсла, огляделся:

– Где же это проклятое место? – пробурчал он.

Слева и справа от них туман ещё стелился у воды, скрывая морскую даль.

Молодой рыбак подсказал:

– Посмотрите левее, отец! Кажется, это там. Видите?

– Ничего не вижу, малыш…

– Да вот же, ещё левее…

– Мне бы твои глаза да лет двадцать сбросить… Ладно, сейчас всё увидим! – старый рыбак налёг на одно из весел, разворачивая баркас.

Солнце выглянуло из за туч. Лучи упали вниз и заскользили по поверхности моря, разгоняя остатки тумана, открывая место катастрофы.

Море оказалось на удивление ровным – ни малейшей ряби, словно кто то разлил по воде оливковое масло. И на этой маслянистой глади казались особенно чужеродными останки пароходной утвари: пробковые спасательные пояса, круги, матрацы, рамы от картин, панели красного дерева, каким то чудом не утонувший латунный рукомойник, бочка, клавиши от рояля, ножки стульев, обломки деревянных резных колонн, детские игрушки…

Баркас медленно плыл среди этих останков. Юргенсоны с необъяснимой тревогой разглядывали их. Но к этой тревоге примешивался привычный интерес покупателя в торговых рядах на местном рынке. Старый рыбак то и дело оставлял вёсла, багром подтягивал к борту ту или иную вещь, поднимал, внимательно и с оглядкой рассматривал, прикидывая: пригодится в хозяйстве или нет. Ненужные вещи выбрасывал обратно, те, что понравились, довольно хмыкая, складывал в носовой части баркаса. Спустя час образовалась целая куча всякого добра.

– Это занятие, малыш, напоминает мне сбор трофеев… – гудел он. – Когда я под началом генерала де Меца воевал с пруссаками, мне пришлось заниматься чем то подобным… Ты ту войну не помнишь, конечно. Мал был ещё…

– Почему же не помню… Ты привёз мне тогда красивую деревянную лошадку. Я долго играл с ней, пока не сломалась…

– Верно, малыш. Лошадка памятная. Она из ранца одного пруссака. Под Дюбелем заварушка была знатная. Он, пруссак этот, был ещё живой, когда я подошёл к нему. Всё лопотал по своему, просил, чтобы я его не убивал…

– И ты взял его в плен?

– О, нет, малыш. Врага надо убивать, если хочешь, чтобы его ранец стал твоим… – старый рыбак повертел в руках ящик из под корабельного компаса и с тяжёлым вздохом бросил за борт. – Там, под Дюбелем, на месте гренадёра вполне мог оказаться я. Сначала наступали мы. Потом пруссаки вместе с австрийцами задали нам знатную трёпку. Вместо сбора трофеев мне пришлось неделю в похоронной команде обретаться… Паскудная, скажу тебе, работка – со сгнившими трупами возиться…

Он замолчал, потёр лицо ладонями, точно смахивая воспоминания, и добавил обыденно:

– Вообще то, война – забавное дело, если живой остался… – он оглядел море вокруг. – А на этом «поле боя» что то никого не видать: ни живого, ни мёртвого. Странно…

– Как так?

– Трудно сказать. Может, взрыв был такой силы, что всю команду разнесло по кусочкам. Однажды на войне я видел, как рванул армейский пороховой склад. Прямое попадание фугасной бомбы… Так от всей складской обслуги только кровавые ошмётки остались… И те на расстоянии полумили… Мы их два дня в вёдра собирали… А тут, похоже, и ошмёток не найдёшь… На море то, знаешь, при добром взрыве воронка получается. Если кто и выжил, так тут же утянуло под воду. Да чтоб мне ни дна, ни покрышки, думаю, точно, так оно и было!

Молодой рыбак покосился на груду вещей:

– Почему это барахло в воронку не засосало?

– Э, малыш, ты погляди: все эти шмотки легче воды. Вот они и всплыли, когда море успокоилось…

– Если так, тогда должны были всплыть и деньги русских…

– Деньги… Ты всё ещё веришь в сказки! Даже если и были на «Оркни» деньги, то кто тебе сказал, что русские перевозили их в банкнотах, а не в звонкой монете или в золотых слитках?.