Евгений продолжал:

– Послушай, князь, анекдот по случаю. Нынче наши хваты уже сочинили. Встречаются два немца из Немецкой слободы: «Вы слышали, Ганс, в русского царя стреляли?». – «Да, Курт, слышал. А не знаете ли, кто стрелял?» – «Говорят, русский дворянин». – «А спас кто?» – «Говорят, русский крестьянин». – «Чем же его наградили за это?» – «Сделали дворянином»…

– Прошу вас, тише, господа! Прошу садиться! – призвал к порядку хозяин дома.

Гости расселись. Шум постепенно утих, и старший Краевский со значением произнёс:

– Слово имеет его превосходительство Фёдор Иванович Тютчев! – и первым с воодушевлением ударил в ладоши.

Действительный статский советник и камергер, председатель комитета цензуры иностранной литературы и член совета Главного комитета по делам печати Тютчев, сухопарый, с изнемогающим, скорбным лицом и седыми всклокоченными волосами, порывисто вышел вперёд и сдержанно, не меняя выраженья лица, попенял Краевскому:

– Полноте, Андрей Александрович! Не будем чиниться… Какие могут быть «превосходительства» среди столь почтенной и образованной публики? Вот если бы всеблаженной памяти Александр Сергеич Пушкин был здесь… К нему стоило бы так обратиться… – и безо всякого перехода сухим, отрывистым голосом начал читать стихи по случаю:

Так! Он спасён! Иначе быть не может!

И чувство радости по Руси разлилось…

Но посреди молитв, средь благодарных слёз

Мысль неотступная невольно сердце гложет:

Всё этим выстрелом, всё в нас оскорблено,

И оскорблению как будто нет исхода:

Легло, увы, легло… –

тут голос его дрогнул, но Тютчев совладал с собой и окончил стихотворение вдохновенно и с пафосом:

Легло, увы, легло позорное пятно

На всю историю российского народа!

Раздались вежливые хлопки. Тютчева как главного цензора большинство присутствующих недолюбливало. Либеральная часть гостей и сторонники чистого искусства вовсе не рукоплескали.

Евгений Краевский склонился к уху Панчулидзева:

– Сдал, сдал почтенный Фёдор Иванович… – громким шёпотом посетовал он. – Всё не может оправиться после смерти своей любезной Денисьевой… А ведь почти полтора года прошло… Ad notam , я несколько лет тому назад в Баден Бадене столкнулся с ними лицом к лицу… Елена Александровна уже сильно больна была, но должен заметить тебе, князь, такая красавица… аж дух захватывало!

– Читал ли ты последнюю статью господина Тютчева в «Русском вестнике»? – поспешил сменить тему Панчулидзев, не любивший светских сплетен и воспитанный в духе строгости и целомудрия.

– Какую статью? Не ту ли самую, где Фёдор Иванович говорит, что в современной России свершилась коалиция всех антирусских направлений?

– Да да, о ней говорю. Ну, как тебе, Евгений, сия крамольная мысль почтенного пиита? А редактор господин Катков?.. Ведь ежу же понятно, на что автор статьи намекает… А Катков не убоялся опубликовать! Что скажешь обо всём этом?

Евгений зашептал ещё более горячо:

– Факт очевидный и осязательный. Россия как была одна супротив всей враждебной ей спокон веку Европы, так и остаётся до сих пор. А теперь ещё свои доморощенные европейцы, все эти coquins méprisables … Вчерашнее покушение – только следствие… Остаётся одно упование на русский народ богоносец!

Пока они перешёптывались, Тютчева сменил новый оратор – редактор «Русского инвалида» генерал майор Дмитрий Ильич Романовский. Он поистине генеральским, медвежьим басом объявил, что завтра в Английском клубе будет дан торжественный обед в честь спасителя Государя, новоявленного потомственного дворянина – Осипа Ивановича Комиссарова Костромского и что всем действительным членам клуба надлежит непременно быть на сём торжестве при полном параде и орденах.