Хорошо известно, что Лу Чэнь действительно допустил ошибку и не понял, где он, когда плыл на лодке по Великой реке с друзьями ночью в полнолуние. Он решил, что они со спутниками проплыли под скалами знаменитого сражения Третьей династии… и ошибся.
Чэнь улыбался девушке. Он был из тех людей, кто может впасть в ярость, но не в подобной беседе. Здесь, играя словами и мыслями, он был в своей стихии и радовался. Можно было почти забыть о том, куда он направляется.
Он сказал, что может остаться на одну-две ночи.
Чэнь повернулся к отцу, который тоже улыбался, хотя и с опаской. Линь Ко готовился к отступлению. Но Чэнь поклонился ему и сказал:
– Такая дочь делает отцу честь. Вы тщательно выбрали ей мужа, господин придворный?
– Мне кажется, да, – ответил тот. – Она помолвлена с Ци Ваем, сыном Ци Лао. Они поженятся после нового года.
– Семейство Ци? Клан императора? Какая степень родства?
– Шестая степень. Так что все в порядке, – сказал отец.
Члены клана императора вплоть до пятой степени родства могли жениться только с разрешения министерства двора, которое ими ведало. Дальше этой степени они вели более приближенную к обычной жизнь, хотя никогда не могли занимать должность или сдавать экзамены и все должны были жить в отдельном поселке клана в Ханьцзине рядом с дворцом.
Родственники императоров всегда представляли собой проблему для правящей династии, особенно для тех, кто не слишком прочно сидел на Троне Дракона. Когда-то ближайших наследников мужского пола могли убить (и много раз убивали, выкашивали широкими кровавыми рядами), но Катай Двенадцатой династии гордится своей цивилизованностью.
«Конечно, гордится», – думал Вэньгао, глядя на своего друга. Нынешний клан отгородили от мира, каждому дали месячное жалованье, выделяли приданое женщинам, оплачивали похоронные обряды – все это было серьезной нагрузкой на бюджет, потому что сейчас их было так много.
– Ци Вай? – спросил он. – Я его не знаю. Думаю, я встречал отца. Сын – умный человек, надеюсь?
– Он – молодой историк, коллекционирует древности.
Это произнесла сама девушка, высказываясь за себя и за своего будущего мужа. Разумеется, это нарушение приличий. Но Си Вэньгао уже решил, что ему все равно. Он был слегка влюблен. Ему хотелось, чтобы она говорила.
– Звучит многообещающе, – заметил Чэнь.
– Я бы не стал навязывать свою непокорную дочь мужчине, который, по моему мнению, неспособен примириться с ее характером, – сказал отец. – Прошу прощения за ее дерзость. – И снова в этих словах чувствовалась гордость.
– И правильно! – воскликнул Лу Чэнь. – Она только что напомнила мне об одной из самых досадных ошибок в моих стихах!
Последовало короткое молчание, пока отец пытался решить, действительно ли Чэнь оскорблен.
– Эти стихи прекрасны, – сказала девушка, снова опустив глаза. – Я храню их в своей памяти.
Чэнь улыбнулся ей.
– Я удовлетворен, вы так легко смирили меня этими словами. Мужчины, – прибавил он, – с радостью позволяют умной женщине себя успокоить.
– У женщин, – прошептала она, – почти нет иного выхода, кроме как успокаивать.
Они услышали какой-то звук. Никто из них не видел, как снова подошла служанка в голубом шелковом платье. Си Вэньгао очень хорошо знал эту девушку (она несколько ночей согревала его). Сейчас она была недовольна. Это также было предсказуемо, но неприемлемо.
Вино должно быть хорошим. Его люди знали, какое вино предложить гостям, и они знали, что Лу Чэнь – его любимый гость. |