– Я не приказывал сослать его на Линчжоу, мой повелитель. Я предлагал – за горы. Отправить его на остров было решением советника Кая. Он также приказал собрать и уничтожить его произведения.

– И все же вы храните кое-какие из них у себя в спальне, – император улыбнулся.

Осторожная пауза. Печальная улыбка.

– Храню, мой повелитель.

– И мы тоже. Возможно, – произнес император Катая, улыбаясь еще шире, – нас самих следует отправить в ссылку.

Один из императорских стражников позже это вспомнит.

– Мы вспоминаем его строчки, – прибавил Вэньцзун. – «Мудрецов полон двор императора, так почему же дела идут все хуже?\Лучше бы мне умереть, стать невестой речного бога». Вы знаете эту поэму?

– Знаю, высокочтимый повелитель, – конечно, он ее знал. Это был камень в его огород.

– Это было во время разлива Великой реки, не так ли?

– Да.

– Мы послали помощь, разве не так?

– Послали, мой повелитель. И очень щедрую.

Император кивнул.

Они услышали какой-то шум. Дэцзинь сам удивлялся, насколько острее стал его слух, когда ухудшилось зрение. Он оглянулся. И увидел приближающуюся фигуру Кай Чжэня, он шел пешком по дорожке со стороны ворот дворца. Ему было видно, как этот человек заколебался, когда увидел Дэцзиня и какого-то человека, лежащего лицом вниз на дорожке перед императором.

Однако колебался он совсем недолго, почти не замедлил шаг, этого можно было и не заметить, если не ожидать этого. Помощник первого министра был таким же гладким, таким же отполированным, как зеленый нефрит, изготовленный самыми лучшими ремесленниками Катая, мастерами своего дела, в соответствии с традициями, насчитывающими тысячу лет.

Потом, когда его несли обратно во дворец, первый министр Хан тщательно обдумывал то, что только что произошло. Оказавшись опять в своем рабочем кабинете, в окружении документов и свитков, с многочисленными лампами, зажженными, чтобы ему лучше было видно, он поговорил со своим сыном и отдал распоряжения: защитить одного человека и найти и казнить садовника.

Этот человек слышал слишком много, лежа на земле во время разговора до и после появления Кай Чжэня в павильоне. Он был необразованным, но не немым, а времена сейчас опасные.

Через несколько дней он узнал, что того человека не нашли. Очевидно, он не был глупцом. Оказалось крайне трудно даже установить его личность. Разумеется, никто из них в то утро не спросил, как его зовут, а, как сообщили первому министру Хану, в саду императора работало четыре тысячи шестьсот человек.

В конце концов, установили, при помощи записей надсмотрщиков, кто он такой – выходец с севера. Стражники, посланные в его жилье, нашли его пустым, со следами поспешного отъезда. Ну, они знали, что отъезд был поспешным. Садовник исчез, его жена и ребенок исчезли. Никто из соседей не знал, куда они отправились. Он был неразговорчивым человеком. Северяне обычно неразговорчивы.

В доме за стенами города жил его взрослый сын. Его допросили. Он не знал, куда уехали его родители и младшая сестра, по крайней мере, он так утверждал до самого конца, пока не умер во время допроса.

Это вызвало разочарование.

Занимая высокий пост (так много лет), он иногда вынужден был (и ему еще придется) делать неприятные вещи. Совершать поступки, несовместимые с философскими идеалами. Необходимо в такие моменты помнить о своем долге перед империей, о том, что слабость власти может погубить покой и порядок.

Как бы ни было трудно для добродетельного человека приказать убить человека только за то, что он слышал чью-то беседу, еще труднее обнаружить, что отданный приказ не выполнен.