Среди работников имперских объектов исполнения наказания ходила поговорка: детей здесь нет. Только заключённые, осуждённые, враги Империи – не меньше. Что бы ни произошло у него с их отцом – а Сарторис даже отдалённо не вспоминал о деталях смерти Лонго–сташего – сейчас это уже не имело для него совершенно никакого значения.
И всё же внутренний голос продолжал повторять, еле слышно, но неумолимо: «Ты убил их отца, а сейчас оставляешь и их умирать».
Ладно. Ну и что? В галактике вообще жизнь не из лёгких. Вот и отец Сарториса, мелкий воришка и наркоман, частенько жестоко избивал его в детстве, а останавливался только из страха, что убьёт мальчика. Однажды ночью, когда Джарету было всего шестнадцать лет, отец пришёл к нему с дубиной. Тогда мальчик впервые постоял за себя: вырвал оружие из рук отца и раскроил ему череп. Он никогда не забудет выражение лица своего старика, когда тот умирал – несказанное удивление, будто не понимал, за что это сын его так… Потом Джарет вытащил тело из хибары, где они жили, и бросил прямо на улице. Местные правоохранители явно подумают, что старик пал жертвой последнего из собственных бесчисленных неправильных решений. На следующий день Джарет соврал насчёт своего возраста, поступил на имперскую службу и больше не возвращался к прошлому.
У Сарториса не было детей. Во всяком случае, он о таковых не знал, и слава небесам. За всю свою сознательную жизнь он редко вспоминал орущее и беспокойное существо, которое когда–то называл своим отцом, как и о возможности самому стать отцом. Но когда спасательная капсула выстрелила из баржи–тюрьмы, оставив позади Трига и Кейла Лонго, Сарторис понял, что он всё это время не переставал вспоминать своего отца. На самом деле «вспоминать» – слишком сентиментально сказано. Джайлс Сарторис будто сидел рядом с ним и одобрительно кивал тому, как его сын, живший жизнью, полной злодеяний, подвёл под ними судьбоносный итог. И раз у Джарета Сарториса никогда не было своих детей, он с чистой совестью отправил в вечную тьму чужих.
Обо всём этом он размышлял четыре часа тому назад, когда неожиданно что–то пошло не так. Внутри капсулы заревели аварийные сигналы. В системе управления произошла серьёзная неполадка. Вместо того чтобы устремиться в космос, траектория движения изогнулась вверх, вдоль одного из бортов баржи. Он уставился в иллюминатор…
И увидел впереди это – широко раскрытый посадочный док звёздного разрушителя, опускающийся сверху по мере того, как капсула приближалась к нему.
«Луч захвата, – догадался он, пока над ним сгущались тени внутренних помещений ангара. – Вот почему мы не смогли бы оторваться, даже если бы починили двигатели. Нас бы притянуло обратно лучом захвата». Помнится, он размышлял о том, что баржа–тюрьма длиной немногим более двухсот метров оказалась слишком крупной, чтобы завести её в ангар, но звёздный разрушитель мог заблокировать уже после стыковки, удерживая стыковочной шахтой. Когда инженеры разобрались бы, что к чему, было бы уже поздно.
Когда капсула залетела в док, Сарторис почувствовал, как её закрутило вдоль своей оси. Затем капсула накренилась, и последовал резкий зубодробительный удар. Капсула немного осела, металл заскрипел по металлу, будто зажатый между двумя крупными предметами, а потом боковые стенки стали сжиматься внутрь. Сарторис почувствовал внезапный приступ боли в ноге, когда навигационная панель сомкнулась вокруг неё. Его опять тряхнуло. Под действием импульса он подался вперёд и стукнулся головой.
Последнее, что промелькнуло перед его внутренним взором, было видение ухмыляющегося отца.
* * *
Сейчас, придя в чувство, Сарторис отстегнул наплечные ремни и глубоко вздохнул, отгоняя все сомнения. Он был жив, и это самое главное. Переключив внутреннюю запирающую систему на ручное управление, он согнул ногу и вышиб дверь. |