– Да, знали его – или о нем. С тех пор я всегда могла попросить об одолжении – и получить его. Хотя у них могли быть неприятности, если бы узнало начальство. Так что я не злоупотребляла.

Она встряхнула бутылку в последний раз и печально поставила на полку, рядышком с такой же пустой.

– Однако настало время злоупотребить еще малость.

– Я уверена: они обожают хлопотать для тебя.

– Они отличные ребята.

– Видимо, очень уважали Гаррисона.

– Да уж, это точно.

Света думала, что Белла сменит тему – вроде все обговорили, – но капитан сказала:

– Его любили почти все, с кем он работал. Просто войдет в комнату – и все западают. Я встречала много таких людей, но первое впечатление быстро рассеивалось – и будто ничего не было. А Гаррисона не переставали любить.

Подруги долго сидели молча.

Белла обычно вспоминала мужа просто потому, что беседа касалась его. Но временами Светлана покидала капитанскую каюту, думая, что подруга втайне надеется поболтать побольше о Гаррисоне. Несмотря на близость, Света всегда уклонялась от такого разговора. Она опасалась, что рана подруги куда больнее и глубже, чем казалось ей самой.

И сейчас, причем сильнее, чем когда-либо, Света ощутила: Белла предлагает вспомнить о Гаррисоне, озвучить все, что не сказала за предыдущие годы.

– И сколько уже прошло? – спросила Света, хотя и знала ответ.

В конце концов, считать она умела.

– Двадцать один год. – Капитан улыбнулась. – Могу, если хочешь, сказать не в годах, а в часах. Не понимаю отчего, но я много думаю о нем в последние несколько дней.

– Подозреваю, Янус тому причиной, – предположила Света, нюхая янтарную жидкость в стакане, вдыхая торфяной аромат.

– Наверное. Гаррисон бы сломя голову ринулся за ним. Если б только знал, что мы собираемся делать, из кожи бы выпрыгнул, чтоб попасть на борт.

– И всерьез гордился бы тобой.

– Вот это я и повторяю себе – что достойна чьих-то воображаемых ожиданий.

Белла посмотрела осторожно и внимательно на Свету, будто ожидая, пока музыка немного стихнет.

– Знаешь, то, что я сейчас тебе расскажу, я никому еще не рассказывала. И ты – никому, хорошо?

Светлана кивнула, затаив дыхание.

– Десять-двенадцать лет назад, может чуть больше, у меня пошла скверная полоса.

Белла закурила.

– …Гаррисон всегда был амбициознее меня. У него были большие мечты, грандиозные идеи. Я и представить не могла себя в капитанском кресле «Хохлатого пингвина», с полутора сотнями людей под началом. Даже Гаррисон посчитал бы мысль о таком чересчур фантастичной.

– Времена меняются, – пробормотала Света чуть слышно, не желая перебивать.

– Но не настолько, – заметила Белла.

Потом она снова замолчала и неспешно затянулась.

– Гаррисон умер, я продолжила жить. Почти по инерции делала правильные карьерные ходы, не оглядывалась. Перешла с Земли на околоземные рейсы. От них – на Луну. Боже, как я ненавидела ее! Я до сих пор чувствую ее пыль в глазах.

Светлана улыбнулась:

– Пыль ненавидят все.

– И я перескочила на Марс. Потом разменяла Большой Красный на окраины системы. А после вдруг случилось оно самое. Я взорвалась внутри. Перегорела. Ничего не могла. Меня вывезли на Землю, отдали на попечение умникам из медотдела компании – мол, депрессия. Сказали, я стремлюсь дотянуться до Гаррисона, равняюсь на него. Будто я пытаюсь сделать его карьеру, раз сам он не может.

– Они были правы?

– Где-то наполовину. В остальном, мне кажется, они просто не могли разобраться.