Пару секунд они не делали вообще ничего. Затем слизни свернулись в «ежей» и… стремительно покатились прочь.

Как подметил внимательный Быховский, вне зависимости от конкретных маневров, которые тварям пришлось совершать для огибания препятствий, двигались они в общем направлении на юго-восток. Там находились склады Госрезерва, но Быховский в ту минуту почему-то решил, что твари полностью признали свое поражение и решили освободить Периметр Рубрука от своего присутствия.

— Ну что, голуби, перекурим? — Сипло пробасил он и, подняв бронестекло забрала, от души сплюнул на тушу дохлого органоида — сизую, в красных разводах и с поникшими длинными зелеными иглами, придававшими «ежу» сходство с увядшей пицундской сосной.

Десять уцелевших бойцов, все заляпанные слизью с ног до головы, тяжело дыша, закурили посредине разгромленной базы.

Одиннадцатый, некурящий, предпочел оставить забрало скафандра наглухо закрытым. У него не было сил пошевелить даже пальцем. Так он и стоял, блаженно улыбаясь и совершенно не смущаясь тем, что его ноги, закованные в титанир и керамическую броню, на добрых полметра погрузились в отвратительную жидкую кашу из останков пары слизней, более всего напоминавшую выплеснутое на снег содержимое желудка какого-нибудь глубоководного осьминога.

— Никакой эстетики, мать их так, — лаконично подытожил картину окружающего раздрая Быховский. — А где, кстати, эти деятели? И трехглазый чудак?

Увы, ответить ему никто уже не мог. Прикрывавший тыл осназовец, видевший задержанных последним, пять минут назад погиб. Быховский сам закрыл ему глаза.

Потери осназовцев составили четыре человека, и это было уже паршиво. Еще четверо ошивались невесть где — трое ушли с майором Илютиным, Аникеев находился в головном дозоре, но ни черта не отвечал.

Потерять стольких испытанных, закаленных бойцов — такого с Быховским не случалось. И потому он сейчас молча курил, мрачно ковыряя снег носком тяжелого ботинка, и сумрачно прикидывал что писать родным.

У капитана Пучкова, командовавшего взводом охраны, судя по редким одиночным выстрелам, всё было «пучком», как нередко передразнивали его другие ротные. Стреляют — значит живы, хотя, наверное, многих нынче недосчитается бравый капитан.

Несколько раз кряду Быховский запросил Пучкова, но наушники полнились лишь треском помех и необычным гудением. Надо будет разобраться, вот только передохнем еще минуток эн… А лучше бы даже эм…

— Ладно те, — проворчал старлей. — Но где Аникеев?

— Да вон он, шкандыбает, — ухмыльнулся один из бойцов, указывая вперед, туда, где аллея выныривала из района складов на оперативный простор.

Это была основная и кратчайшая дорога, ведущая непосредственно к бетонкам космодрома. Туда и следовало отрядить пару бойцов на поиски сбежавших задержанных… Только вот вопрос: а не ударить ли всем вместе на комендатуру, не распыляя сил?

При виде спешащего к ним Аникеева у Быховского отлегло от сердца.

— Точно, бежит, — облегченно вздохнул старлей.

Он уже примерился дать солдату крепкий нагоняй за то, что не выходил на связь в течение всего боя, как Аникеев вдруг замахал рукой. Другая, видимо, была задействована в управлении пулеметом, и оператор ее высвобождать пока не спешил.

— Товарищ старший лейтенант, он знаки какие-то подает… — быстро вскочил один из осназовцев, тревожно глядя на широкую жестикуляцию Аникеева.

Тут на связь снова вышел Пучков, и на этот раз уровень помех не превышал порога слухового восприятия.

— Как там у вас, капитан? Все пучком?

— Кой черт пучком! — С полоборота завелся командир охраны.