Ибо это – жизнь самого Джеймса Орайо Филдинга, человека, который навсегда покончил с голодом, нищетой и страданиями на земле.
Римо думал об этом, следя за самолетом, уносившим от него Филдинга. Он продолжал думать об этом и во время своего полета в Денвер. Думал и после, когда, совершенно случайно, вспомнил о лежащих в кармане зернах с опытного поля Филдинга. Вспомнил – и отнес их в агрономическую лабораторию университета Огайо.
– Абсолютно нормальные зерна, – сказал ему ботаник, – Хорошие, доброкачественные образцы пшеницы, ячменя, сои и риса.
– А как бы вы среагировали, если бы я сказал, что они выращены в пустыне Моджав?
Ученый улыбнулся, показав желтые от табака зубы.
– Я бы сказал, что вы провели слишком много времени на солнцепеке с непокрытой головой.
– И все же они выращены именно там.
– Невозможно.
– Да вы, наверное, об этом слышали, – сказал Римо. – Проект Филдинга «Чудесное зерно». Эти зерна с его опытного поля.
– Разумеется, я слышал об этом. Но я не собираюсь верить в эту болтовню. Послушайте, дружище, в мире есть одно чудо, которого никто не может совершить. А именно – вырастить рис в какой либо почве, кроме грязи. Грязь – это земля с водой. Ясно?
– При этом методе растения извлекают влагу из воздуха, – объяснил Римо терпеливо.
Ученый громко расхохотался. Он смеялся очень долго.
– В пустыне Моджав? Да нет там никакой влаги в воздухе. Там влажность равна нулю. Попробуйте извлечь влагу из такого воздуха. – И он опять начал смеяться.
Римо сунул образцы обратно в карман.
– Вспомните, – сказал он, – точно так же смеялись над Лютером Бербэнком, когда он вывел арахис. Над всеми великими людьми вначале смеются.
Ботаник, видимо, был одним из тех, кто смеялся бы и над Лютером Бербэнком, потому что, когда Римо ушел, он все еще продолжал хохотать, приговаривая:
– Рис... в пустыне. Арахис... Лютер Бербэнк... ха ха ха...
Глава 13
Небольшой 16 миллиметровый проекционный аппарат, стрекоча, как детская игрушка, и вращая, подобно вентилятору, бобины с лентой, бросал вперед сноп света. На экране из непрозрачного стекла один за другим мелькали кадры. Перед экраном сидел Джонни Черт Деуссио.
– Джонни, сколько можно смотреть на этого парня? Говорю тебе, дай мне всего трех хороших ребят. И мы безо всяких дурацких штучек пойдем и просто пристрелим его.
– Заткнись, Сэлли, – сказал Деуссио. – Во первых, тебе не найти трех хороших ребят. И даже если бы ты их нашел, то не знал бы, что с ними делать.
Сэлли, уязвленный, заворчал, его ненависть к тощему остроскулому субъекту на экране с каждой секундой становилась все более острой.
– Если бы у меня был шанс до него добраться, – пробормотал Сэлли, – он бы сейчас не сбрасывал людей с крыш.
– Ты уже упустил свой, Сэлли, – сказал Деуссио. – В ту ночь, когда он пролез сюда. Под самым твоим носом. Под носом всех твоих охранников. И сунул меня головой в унитаз.
– Так это был он? – Сэлли снова посмотрел на экран, уже с гораздо большим интересом. Он видел, как Римо, словно гуляя, шел по улице, а вокруг посвистывали пули. – Не вижу в нем ничего особенного.
– Ты вонючий болван! – заорал Деуссио. – Что бы ты стал делать, если бы кто нибудь с крыши соседнего дома стал палить в тебя из винтовки с прицелом ночного видения?!
– Я бы побежал, Джонни. Побежал со всех ног.
– Правильно. Ты бы побежал. И стрелок взял бы упреждение и всадил тебе пулю прямо в голову. Если бы нашел ее у тебя на плечах. А этот малый, в котором ты не видишь ничего особенного, спокойно ушел, и ни одна пуля его не достала. |