— Руку между селезёнкой и желудком просунь, только очень нежно, как будто девственницу гладишь, — негромко подсказал Муравьёв, истолковав моё кратковременное замешательство по-своему. Я поднял на него благодарный взгляд и кивнул, начиная ревизию внутренних органов. — Не бойся, Денис, я сам из хирургов вышел, почти как каждый анестезиолог. Я тебя поведу.

Похоже, кто-то услышал мою невысказанную молитву. Потому что чисто теоретически я знал, что нужно делать, вот только теория как-то резко отличалась от реальности. А так, когда рядом есть человек, подсказывающий, что надо делать и как, дело явно пойдёт веселее.

— А вы сами, Николай Борисович, почему за стол не встали? — спросил я, очень аккуратно просовывая руку между довольно мощными связками.

— А вместо меня Старостина поставили бы? — он хмыкнул. — Нет уж, Давыдов, работай. Я же прослежу, чтобы его высочество не икал и проснулся, когда ты его зашьёшь.

— Охренеть, — пробормотал я, делая несколько стежков на селезёнке, предварительно проверив, что под этим разрезом всё в порядке.

— Кишки проверь, — Муравьёв продолжал следить за моими действиями, вовремя подсказывая, что надо делать. — Прямо ручками ощупай, чтобы ничего не пропустить.

Я только напряжённо кивнул и продолжил копаться в богатом внутреннем мире Дмитрия, чтобы не пропустить травмы или кровотечения.

Настя всю операцию молчала, но руки у неё дрожали так, что зажим подрагивал, когда она очередную перерезанную металлическим листом артерию пережимала.

Операция длилась долго, в основном из-за неопытности хирурга. Но когда я наложил последний шов и отошёл от стола, то почувствовал, как сильно у меня болит напряжённая спина, дрожат руки, а боль в ногах становится уже невыносимой.

В браслете Муравьёва треснул и рассыпался очередной камень. Мы все находились в какой-то прострации. Оставалось немного: оттащить Дмитрия в палату, разбудить, обезболить и уже заняться собой, ожидая, когда приедет бригада из губернской клиники и избавит Аввакумово от высокопоставленного пациента, да и от начальника департамента заодно.

Уже в коридоре Муравьёв с явной неохотой протянул мне браслет. В нём осталась всего пара камней. Ничего, мне, чтобы подлечиться, хватит. Я, конечно, к ранам сейчас демоническую силу подпущу, но браслет — это прекрасная отмазка, чтобы ненужных и глупых вопросов ни у кого не возникло, почему мои порезы на ногах так быстро зажили.

Наскоро помывшись в санитарной комнате, я сдался в опытные руки Натальи Сергеевны, чтобы она обработала порезы. Старшая медсестра только головой покачала. Выглядели порезы не слишком приятно. Отёк и краснота распространились уже практически до колена, а сама рана, затянутая бордовой коркой, начала пропитываться мутным зелёным содержимым.

— Может, позовём кого-нибудь? — осторожно протянула Наталья Сергеевна, обеспокоенно глядя на мои царапины.

— Кого? Запасного хирурга? — поморщился я. Сев на кушетку, немного расслабился. Сейчас меня, наверное, покинули все оставшиеся силы, какие были у обычного человека. — Это обычная загноившаяся рана. Промыть, перевязать, дать горсть имеющихся антибиотиков. — Проговорил ровно я, напуская на медсестру немного своей демонической ауры для придания ей уверенности.

— О себе тоже нужно думать, всех всё равно не спасти, — проворчала она, берясь за работу. Вопреки моим ожиданиям после того, как Наталья Сергеевна вскрыла раны, противный запах не появился.

Из разрезов потекло что-то желто-зелёное с редкими вкраплениями крови, а в помещении стало приятно пахнуть свежестью и свежескошенной травой. Вся эта муть была окружена плотной капсулой, не пропитывая мои собственные ткани.