|
), приблизьтесь и будьте внимательны. Сессия суда открывается». Он немножко помолчал и снова провозгласил: «Штат Северная Луигома против Эйви Андерсона». И тогда поднялся с места прокурор и заявил: «Я от имени народа»… Потом тот же самый лысый джентльмен вытаскивал из ящичка бумажки. На этих бумажках были фамилии присяжных. И он задавал каждому присяжному столько вопросом, как будто он хотел с ними породниться. У каждого присяжного он спрашивал, допускает ли тот смертную казнь, и присяжный отвечал, что «да». Это были опытные присяжные. Они знали все вопросы наизусть, потому что они работали уже в прошлом году присяжными. Они отвечали быстро и молодцевато, потому что судья сказал им, что если они будут себя хорошо вести, то они будут присяжными по крайней мере двенадцать недель по два доллара в день. Об этом стоило подумать. Потом Эйви объяснял, что он не виноват, что он не убивал Питера Лоога, а что Питер убился сам. Питер Лоог гнался за ним верхом на лошади и не заметил дерева, о которое стукнулся и упал намертво. Он не мог больше оставаться у Лоога на плантации, потому что он работал у него уже четвертый год и никак не мог отработать двадцать долларов, которые он должен был Лоогу, и что он вынужден был бежать. И что Питер Лоог сам виноват, а он только бедный, беззащитный негр и он очень просит его не казнить, потому что он совершенно не виноват. А когда он кончил, вдова Лоога громко заверещала и упала в истерике. У нее были губы, накрашенные, как у вурдалака, и шикарное траурное платье. Она упала в обморок очень удачно. Многие присяжные даже плакали. Она билась в истерике в точности так, как ее обучал прокурор. Потом выступал его единственный свидетель – Пат с фермы у Совиного ручья. Пат под присягой рассказал, что Эйви хороший парень, работяга и мухи не обидит и что он сам видел, как покойный Питер гнался за удиравшим негром и как он стукнулся о дерево. Но прокурор тут же сказал, что этот свидетель – пьяница и что ему бог весть что может померещиться, и что его жена известная проститутка, и что сам он, возможно, судя по чертам лица, торгует краденым. Потом Эйви долго сидел и ждал, чем кончится совещание присяжных. Потом присяжные вышли и сказали: «Да, виновен», и его приговорили к электрическому стулу…
Он вел себя, как дурак. Он должен был говорить и кричать, что он не виноват, все время пока читали приговор. Тогда, может быть, написали бы об этом в газетах и его бы спасли… Два белых джентльмена бережно ведут под руки черного. Они сворачивают из коридора в комнату с большой черной дверью. У черного подкашиваются ноги. Он на миг открывает глаза и в ужасе закрывает их снова, пока его привязывают к электрическому стулу ремнями. Ему накладывают на голову какую-то холодную металлическую штуку. Потом закрывают, лицо черной плотной материей. Негр думает. Он бешено и яростно вспоминает. …Надо было бежать совсем в противоположную сторону. Никто не догадался бы, что он убежал в ту сторону. В ту сторону никто никогда не бегал, потому что там большое болото и бездна змей. Эта собака Сэм! Он не должен был слушаться Сэма. Продать человека за сто долларов! Хотя, с другой стороны, каждому надо кушать, и каждый зарабатывает себе хлеб, как может. Вот он сейчас сидит на кресле и ничего не видит, а через полминуты какой-нибудь человек включит ток, и Эйви Андерсон превратится в кусок жареного мяса. А тот, который включил ток, вымоет руки и пойдет домой. Уже, наверное, светает. Он пойдет домой по веселой солнечной улице, довольный своей работой, каждый зарабатывает себе хлеб, как умеет. Смешно отказываться от какой-либо работы, когда миллионы людей ищут возможности поработать на самой тяжелой за гроши. Вот сейчас кто-то оживленно заговорил в комнате. Это, наверное, шериф. А может быть, начальник тюрьмы. Ну, теперь уже близко. Будьте здоровы, Эйви Андерсон, вы свое отгуляли, бедный глупый негр. Еще одну секунду и… Ан, как темно… Он упал в какую-то огромную черную пропасть. |
