Изменить размер шрифта - +
Там было очень холодно. Там было сыро и пронзительно свистело что-то необыкновенное, острое.

…Шериф взглянул на часы, сказал: «Пора!» и потянулся к распределительной доске. Но начальник тюрьмы вежливо отвел его руку.

– Разрешите мне, мистер Перингс, это небольшое удовольствие.

Но мистер Перингс сказал:

– Эта тяжелая обязанность лежит на мне, и я не могу ее никому уступить.

Тогда начальник тюрьмы сказал, что он прекрасно понимает, в чем дело, и что этот номер не пройдет, что мистер Перингс хочет включить ток, чтобы репортеры написали об этом в газетах и чтобы на выборах никто не мог сказать о нем, что он хорошо относится к неграм. Но он, как начальник тюрьмы, никогда не позволит включить ток человеку, который не имеет на это никаких прав. Тогда мистер Перингс очень разволновался и стал доказывать, что он имеет право, а начальник тюрьмы настаивал, что нет, не имеет. И тогда они начали спорить и ссылаться на прецеденты и переворошили всю историю штата и все наиболее известные случаи из судебной практики всех штатов, Перингс считал, что он прав, а начальник тюрьмы, что он. Потому что начальник тюрьмы тоже не прочь был бы, чтобы о нем напечатали в газетах накануне выборов. А когда слова не помогли, они пустили в ход кулаки и раскровянили друг другу морды. И они валялись на полу очень долго, пока Перингс не одержал верх. А когда он одержал верх, он вскочил и торжествующе приблизился к рубильнику. А начальник тюрьмы, у которого от бешенства слезы текли, как у молодой вдовы, закричал, чтобы приостановили казнь и что нужно немедленно развязать ремни и отвести приговоренного Андерсона обратно в камеру. Тогда все ужасно заволновались, потому что это было неслыханное предложение. Но начальник тюрьмы послал надзирателя к себе в кабинет, и тот принес ему оттуда сборник постановлений. И он показал всем закон, который был принят во времена славного президентства Эндрью Джексона. А согласно этому закону, человек, просидевший на электрическом стуле больше десяти минут и не казненный, тем самым избавлялся от наказания и должен был быть немедленно освобожден.

Тогда все бросились к Эйви Андерсону и прежде всего сняли с его лица черное покрывало. И они увидели, что его лицо серо, как жилет мистера Перингса. Тогда они решили, что он, наверное, умер от разрыва сердца, потому что всякий умер бы от разрыва сердца, если его продержать десять минут на электрическом стуле. Но у Эйви оказалось сердце, как будто специально приспособленное для этого веселого времяпрепровождения, и он вскоре открыл глаза, потому что это оказался только обморок…

Два белых джентльмена бережно ведут под руки черного. У черного подкашиваются ноги, и закрыты глаза. Его вводят в камеру, из которой его вывели двадцать минут назад. Его укладывают на койку, которую он считал своей последней койкой в жизни. Он весь дрожит. Его укутывают в одеяло, хотя на улице стоит замечательное майское утро. Ему дают виски. Он пьет и яростно вспоминает. Потом кто-то дотрагивается до его плеча: он раскрывает глаза и видит мистера Перингса. Мистер Перингс хлопает его по плечу, пожимает ему руку и говорит:

– Ты удачно отделался, Андерсон! Я жду от тебя, что ты окажешься настолько джентльменом, чтобы рассказать всем репортерам, что я хотел включить ток, но начальник тюрьмы не позволил.

Мистер Перингс мгновение думает и добавляет:

– Ты получишь от меня за это пятьдесят долларов чистоганом, хоть сию минуту. Я тебе поверю на слово.

Эйви Андерсон поворачивается на койке. Он приподнимается на локте и говорит мистеру Перингсу: «Идите к чёрту!..»

 

Чудные яблоки в Глюкфельде…

 

Было жарко, как в Африке, так что у Августа совсем размок воротничок и прилипла к телу сорочка. Поэтому он, прежде чем зайти домой, решил выпить в соседней пивной кружечку пивца. Было жарко, как в пекле, и Август медленно волочил ноги.

Быстрый переход