— Но у меня появилась возможность сделать что-то… Что-то важное и значимое. И я…
— И вы пойдете под суд, если даже останетесь в живых. И вы сейчас даже представить себе не можете, чем все это закончится. И чего будет стоить.
— Но кто-то же должен взять на себя ответственность, — возразил Сличенко. — Кто-то, кто готов…
— Ну да, Наполеон при штурме Тулона… Потом еще пушки на улицах Парижа…
— Я не хочу быть императором, если вы намекаете на это. Я хочу остановить лавину, которая катится…
— Я читаю газеты и слушаю радио, — кивнул Егоров, — не нужно патетики.
— Это не патетика! Не патетика! Неужели вы не задумывались, отчего это мы даже не пятимся от границы — катимся? Вы знаете, что творится на фронте? Вы не видели, как тысячи красноармейцев просто бросают оружие при приближении немцев и поднимают руки. Тысячи, десятки тысяч… — Сличенко встал. — А я видел! И я понял, что пока мы не станем драться изо всех сил, пока мы не докажем всем — себе в первую очередь, что мы готовы сражаться любыми средствами и до конца, ничего не получится. Ничего. Минск, Смоленск мы потеряли. Киев пока держится, но надолго ли? Немцы на подступах к Ленинграду, вся Прибалтика уже оккупирована. Чего ждать? Чего, я вас спрашиваю, ждать?
Егоров потер лоб.
— Не знаю… Я привык выполнять приказы…
— Павлов тоже привык выполнять приказы, — глухо сказал Сличенко. — Это его спасло? Это спасло Западный фронт? Вы же читали приказ о смертной казни?
— Читал…
— И что?
— Не знаю…
— А я — знаю! — выкрикнул Сличенко. — Я — знаю! И вы знаете, только не хотите себе в этом признаться. Я ведь не просто так вас нашел и обратился, я ведь помню разговор с вами тогда, в тридцать восьмом. Вы ведь все четко расставили по своим местам: допустимость, уместность, эффективность — так, кажется?
— Эффективность, уместность, допустимость… — поправил Егоров. — В таком порядке.
— Так добавьте еще необходимость! Необходимость, — по буквам произнес капитан. — На очень короткий отрезок времени вы из чиновника от армии превратились в вершителя, товарищ Егоров. Но завтра, как только вы все погрузите в эшелоны, вы снова сможете только читать и слушать сводки Совинформбюро про то, как части Красной армии нанесли очередное поражение противнику и сдали очередной десяток городов. А я предлагаю…
— Вы предлагаете, насколько я понимаю, привнести в этот ад еще…
— Ад… Вы правильно сказали — ад. Но люди этого пока не поняли, людям кажется, что это всего лишь очередная война, очередной поход супостата на Русь. И можно отступать, пятиться, страна большая, народу много… А те, что нас давят и уничтожают, уверены, что так будет продолжаться до полной победы. И так будет продолжаться, пока кровь не застынет в жилах от ужаса! Пока они не поймут, что мы готовы на все, понимаете, на все! — теперь Сличенко понизил голос.
Настольная лампа мигнула и погасла.
Последняя фраза капитана прозвучала особенно зловеще. Егоров вздрогнул и поежился.
В сущности, он был согласен с капитаном. Не в том, что тот полагал свой план единственным средством спасения, а в том, что не использовать все виды оружия в смертельной схватке было глупо. Нерационально.
Годы были потрачены на разработку, миллионы рублей и сотни жизней…
И сейчас была возможность проверить на практике то, что он, Егоров и другие, готовил и разрабатывал.
— Три машины? — тихо-тихо спросил Егоров, глядя в темноту. |