И сразу освещу еще два вопроса, которые могут возникнуть у пытливых читателей. Первый вопрос: как же тогда случилось так, что в племя каннибалов ветер с холма принес не вибрации, а вполне ощутимые ухом, хотя и не раскрывающие своего значения, звуки? Второй вопрос: как мои восемь предшественников при общении с человеком в яме обходились без той аппаратуры, которой я располагаю, а все же смогли воспринять и расшифровать информацию? Что касается тех звуков, что принес ветер, то тут ответ очень прост: это сама природа постаралась в перекодировке вибраций, рожденных возможностями Акаши, в привычную нам аудиосистему, буквально переведя волны в звуки, а знаток кода старейшина племени смог перевести эти звуки в значимые слова. По всей видимости, подобного рода принципы были использованы и при создании той аппаратуры, которую я привез с собой в Гвинею, ведь аппаратура тоже оборачивала вибрационные волновые коды в коды звуковые. Второй вопрос сложнее — ни один из путешественников не описал тех механизмов, которые были им использованы при перекодировке. Только указывали на скорость трансляции — помните: только успевай записывать. Но как записывать? Это было для меня загадкой. Вероятнее всего, и мои восемь предшественников тоже приходили на Холм медитаций не с пустыми руками, с какими-нибудь приборами, возможными в их времена. Но это — не более, чем версия, ведь мне не знакомы даже имена моих предшественников, а значит, и проверить эту версию, чтобы доказать ее либо опровергнуть шансов у меня нет. Точнее — почти нет: кто-то же передал мне документ с тетрадями, а раз так, то этот кто-то как-то где-то их получил, то есть располагает сведениями хотя бы о восьмом, последнем (а теперь — уже предпоследнем, если считать меня) путешественнике на Холм медитаций. Но в то утро меня данная проблема почти не занимала, важнее было успешно провести сеанс коммуникации.

Я расположил сам прибор — металлический ящик с датчиками — чуть поодаль от ямы, а к яме стал тянуть проводки с присосками-контактами. Более крупные контакты я прикрепил прямо поверх штанов к голеням человека в яме — к каждой голени по три контакта: один у самой щиколотки, второй на середину голени, третий почти у самого колена, буквально под ним. Те же контакты, что поменьше, я закрепил на запястьях сидельца. Этих контактов было по два на каждую руку, поэтому один попал на внешнюю сторону запястья, а другой — на внутреннюю. Проделав эти нехитрые действия, я вернулся к прибору, подключил к нему солнечную батарею, от которой он работал, и нажал на клавишу режима восприятия и фиксации волн, идущих по проводам от присосок-контактов. Разумеется, не случилось чего-то такого, что кто-то мог бы ожидать — человека в яме не тряхнуло, будто от удара током, да и Холм медитаций не покачнулся, не дрогнул. Это и могло произойти, потому что, повторюсь, аппаратура должна была только принимать и записывать волны-вибрации. Вызвать же человека в яме на коммуникацию мне еще предстояло. Тут мои предшественники оставили сходные указания; возможно даже, что в этом они следовали друг за другом. Вызов к коммуникации выглядел несколько смешно, но я отбросил в сторону мысль о том, что все восемь путешественников пошутили — как-то до этого момента в любви к юмору я их заподозрить не мог. А нужно было, по их словам, взять травинку и этой травиной пощекотать нос у человека в яме. Действие, знакомое многим с детства, не так ли? Когда все было готово к началу опроса, я сорвал травинку и с некоторым трепетом в сердце приблизился к моему вчерашнему пациенту и потенциальному собеседнику. Трепет этот был от того, что как-то раз в детстве я так пощекотал в носу у спящего дедушки. Да, такого человеческого гнева мне до этого видеть, пожалуй, не приходилось. Ну как и сиделец от щекотки вскочит и погонится за мной? Вдруг, правда, пошутили так надо мной те, кто составлял документ, — хотели только заочно надо мною посмеяться.