Очень давно не видел я ничего такого, что хоть немного бы напоминало это зрелище. Смешались краски — желтая, зеленая, голубая, оранжевая… Все вокруг буквально заполнилось до предела какой-то первозданной чистотой, свежестью, мир словно рождался вновь — ясный и непорочный в этой своей ясности. На какой-то миг я ощутил себя Адамом, только что явившимся в этот только что созданный мир, и смотрел на него как на нечто совершенно новое и мне незнакомое, а мир смотрел на меня. И для мира я был одновременно и чем-то посторонним, для чего-то сюда пришедшим, и непреложной частью этого мира. Было полное ощущение, что сейчас, в это утро и мир, и я рождаемся. И даже не рождаемся вновь, а рождаемся будто в первый раз. Вот уж точно ничего подобного прежде мне переживать не приходилось даже в минуты какого-то очень большого счастья. Сейчас же мне вдруг, подобно герою классики, захотелось воскликнуть: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!» Конечно, это ни к чему бы не привело, ведь никаких сделок ни с кем я по данному поводу не заключал, но все же, все же, все же… А между тем его величество день подталкивал восходящее светило все выше и выше. Надо было настраиваться на работу — сложную, но интересную.

Прежде всего, я достал из рюкзака необходимую аппаратуру, прибывшую со мной из Петербурга. Не буду утомлять вас обилием технических характеристик, скажу только, что это были уникальные и специально по моим заказам и с моим участием разработанные датчики, включающие в себя воспринимающие, записывающие и сохраняющие устройства. Причем восприятие этих датчиков настроено на волны абсолютно любого рода и качества, любой частоты и ритмической нагрузки. Это означало, что ни один звук, поступивший в приборы из внешнего мира, не останется неоприходованным, не канет в Лету, а строго зафиксируется в своем исконном виде. Внешне же мои датчики весьма схожи с приборами, при помощи которых делается электронная кардиограмма. Примерно так же закрепляются они на теле пациента при помощи обычных присосок и по проводам доставляют информацию в специальное хранилище — металлический ящик. То есть моя аппаратура мало напоминает привычный диктофон или же цифровое записывающее устройство, что не удивительно, ведь работать придется не с теми звуками, которые мы с вами привыкли слышать — не со словами, скажем, и даже не с тем, что сравнимо, допустим, с пением птиц. Нам придется иметь дело с клеточными звуками, которые и звуками-то по большому счету, не являются. Это волновые вибрации, наполняющие весь наш мир до самых краев. Но в нашем мире их очень трудно бывает уловить, если поблизости нет какой-либо оптимальной структуры для реализации возможностей Акаши. Здесь же, на Холме медитаций, такая структура, как я уже сказал, есть — это три пирамиды, как бы вырастающие друг из друга. Для реализации же потенций Акаши бывает достаточно и двух: одна как бы перевернута над другой, а их вершины соприкасаются. На уровне модели это напоминает песочные часы. И не только внешне, но и по внутренней сути: подобно тому, как в песочных часах песок с течением времени перетекает из одного резервуара в другой, так и в двух пирамидах энергия одной способна перемещаться в энергию другой. Отличие же от песочных часов у двух пирамид в том, что в песочных часах, согласно закону всемирного тяготения, песок из верхней чаши перетекает в нижнюю, а в пирамидах энергия может двигаться и сверху вниз, и снизу вверх, ибо это энергия волн, основанная на законах не тяготения, а вибрации. Волновые же вибрации способны транслировать наши мысли, по сути — мысли этими вибрациями и являются. Таким образом, для коммуникации пирамиды создавали предельно комфортные условия.

Я совершенно не боялся за то, как пройдет моя коммуникация с человеком в яме, и заранее был готов к тому, что ответов не услышу, но был уверен на сто процентов, что ответы эти будут зафиксированы моей аппаратурой.