|
Что же касается реакции на прокалывание кожи с его стороны, то такая реакция была, но совсем не столь бурная, как я мог бы себе изначально предположить в своих фантазиях. Все тело сидельца сохраняло эту вечную медитативную неподвижность, однако в тот момент, когда игла все-таки прорывала кожу, глаза мои отчетливо видели, как подрагивало бледное лицо человека в яме. Пользуясь случаем, только скажу: пусть вам не покажется противоречием иссиня-черная кожа этого человека и бледность этой кожи, уже тоже мною отмеченная. Кто видел подобные явления, тот меня поймет, — и жители Африки южнее Сахары могут, подобно нам, и краснеть, и бледнеть, и даже зеленеть. Действительно, кожа человека в яме была и очень темная, и в то же время не могла не поразить бледностью — сравнить это можно было с луной, которая спряталась за набежавшей тучей, но все равно видна оттуда.
Когда же я ввел все лекарства и все витаминные смеси, то готов поклясться, что человек в яме улыбнулся мне. Конечно, это не была улыбка в полном смысле слова. Признаться, зубов сидельца я так и не увидел. Это была, скорее, тень улыбки. Но я так давно не видел ничего светлого от других людей, что воспринял эту тень как знак какой-то глубочайшей и очень искренней благодарности мне. Хочется верить, что после моих уколов гвинейскому пациенту моему будет легче и легче будет не на час или на два, а на долгое время. Хочется верить… Меж тем на Холм медитаций спускались сумерки. Это означало, что через несколько минут стемнеет так, как у нас зимой. Да я, признаться, и не планировал сегодня задавать какие-либо вопросы человеку в яме. Для меня важнее была в это время уже не скорость, а качество тех ответов, что мне доведется услышать. Услышать, правда, мне доведется очень не скоро. Нынешняя моя задача — записать ответы этого человека на специальную аппаратуру, доставить записи в клинику «Роялмед» в Петербурге и там уже при помощи моих коллег и товарищей провести детальную обработку этих записей и расшифровку их. Пока же можно было спокойно выспаться под пронзительным африканским небом на срезанной вершине холма, что стоит у излучины великой реки.
Странная коммуникация
Пожалуй, с самого дома мне не доводилось так хорошо высыпаться, как нынче на самой вершине Холма медитаций подле ямы с то ли никогда не спящим, то ли всегда спящим сидельцем. В ту ночь ничто не мешало мне отдыхать, даже несколько минут перед сном я насладился звездным небом, которое здесь, около экватора, совсем не такое, как в наших краях. Кажется, что оно гораздо насыщеннее звездами, а сами звезды расположились ближе к Земле, чем у нас. Впрочем, возможно, это оттого, что я сам находился на вершине холма, то есть ближе к небесам. А кроме того, само расположение звезд и созвездий было очень непривычным. Особенно то, что почти у самого горизонта со стороны севера отчетливо различалась Полярная звезда, тогда как с противоположной стороны юга, тоже у самого горизонта, без труда просматривался Южный Крест. Оценив все звездные прелести, я спокойно уснул. И без единого пробуждения проспал до самого рассвета. Как же это чудесно — быть разбуженным теплым и нежным лучом только еще восходящего солнца. Веки мои были еще закрыты, когда я очень явственно ощутил прикосновение этого луча — будто маленький пушистый котенок коснулся моей щеки своим плюшевым хвостиком. Некоторое время я еще предавался радости полежать с закрытыми глазами. Но велик был соблазн окончательно проснуться, чтобы встретить рассвет на экваторе, на вершине холма, что расположился над вечно куда-то спешащими водами великой реки. Такой шанс дается не всякому, а кому и дается, то очень редко. Потому-то и не хотелось мне упускать эту возможность встретить рассвет. Я открыл глаза — какой же волшебный предстал передо мной! Но сначала скажу о том, что это утро праздновали вместе со мной и птицы. Они так усердно щебетали, что не умилиться было невозможно. |
