— Дай ему ломик, Андрейка. Слышите, нас отпаливают, ребята!
Андрейка радостно закричал:
— Па-де-де! Теперь скоро!
Вдруг Сытин принюхался и сказал:
— Тише ты! Никита, слышишь, гарью несет, голова кружится...
Строкач сделал два глубоких вдоха и сразу же почувствовал, как сильно закружилась голова. И еще он почувствовал дурноту.
— Пожар! — медленно и тихо сказал Строкач. — У кого самоспасатель, ребята?
— У меня нет, — ответил Сытин.
У самого Строкача самоспасатель сбило с пояса при обвале.
— У меня есть, — сказал Андрейка и ощупал всего себя, как во сне, — только не знаю, исправный ли он...
ПОНЕДЕЛЬНИК, 12.40
Сначала загорелся трансформатор около площадки, где останавливалась клеть. Трансформатор загорелся из-за того, что в масло попала вода. Пламя перекинулось на кабель, и удушливый дым, стелясь по рельсам квершлага, медленно пополз на спасателей и на проходчиков.
Первым пожар почувствовал Новиков. Он почувствовал пожар сразу же после взрыва. Взрыв прошел очень удачно, отвалило огромные куски породы и открыло доступ в колодец, по которому можно было без особого труда пройти к Строкачу и его людям. Новиков залез в колодец — осмотреть, как удобнее идти вверх, к людям Строкача, — и здесь почувствовал пожар. Пятясь задом, он выполз из колодца и закричал протяжно, словно кавалерийский командир:
— Надеть маски!
Сам он быстро защемил нос резиновым зажимом, похожим на зажим для сушки белья, взял в рот шланг и передвинул со спины на живот металлическую коробку самоспасателя.
Вдруг он услышал свое имя. Кто-то тихо окликал его.
Новиков осветил фонариком пространство вокруг себя и увидел Ермоленко. Свет от электросети перегорел, и Ермоленко лежал в полной темноте.
— Леня, — попросил он, — мне самоспасателя-то дайте. А то задохнусь. Голова... кругом идет. Мутит.
Новиков почувствовал, как все тело покрылось испариной, а лицо вспыхнуло, словно от пощечины. Сорвав с себя маску самоспасателя, Новиков опустился на колени и дал в руки Ермоленко шланг. Ермоленко защемил себе нос зажимом и быстро взял шланг в рот. Он несколько раз вдохнул и благодарно закрыл глаза.
— Спасатели — к очагу пожара! — закричал Новиков, но теперь уже не по-кавалерийски, а, наоборот, очень быстро и громко. — Остальным продолжать идти штольней!
И, зажав нос пальцами, он бросился к тому месту, где были сложены запасные самоспасатели. Не отпуская пальцев от ноздрей, Новиков схватил первый попавшийся под руки самоспасатель, быстро открыл его, взял шланг в рот, защемил нос зажимом и только после этого начал дышать. Он слишком сильно вдохнул, и поэтому защемило в груди. Но так было всего одно мгновение, потом боль прошла, и дышать стало легко, и воздух уже не отдавал противным запахом горелой резины...
Спасатели побежали к очагу пожара. Гордейчик и остальные проходчики продолжали работать, надев маски.
Аверьянов стоял подле Ермоленко и пытался поднять его с носилок. Но тело Ермоленко ослабло, и он весь был словно тесто. Только зубы мертвой хваткой сжимали шланг, по которому в легкие шел живительный, не отравленный воздух.
Новиков, бросившийся было следом за спасателями к очагу пожара, увидел, как Аверьянов мучился с Ермоленко. Он подошел к главному инженеру, и они вдвоем легко подняли с носилок Ермоленко и двинулись к клети, туда, где бушевал пожар, туда, где была последняя связь с жизнью.
Чем дальше по квершлагу они бежали, тем ядовитей становился дым. Новиков бежал первым. Он бежал, грузно переваливаясь из стороны в сторону, цепко ухватив Ермоленко за руки и за голову. Ему было трудно бежать из-за Аверьянова, который никак не мог подстроиться в ритм к Новикову. Рассердившись, Новиков обернулся и посмотрел на главного инженера. |