«Когда торопишься, — думал он, заставляя себя думать тоже медленно и спокойно, — тогда ничего нельзя найти. Это точно. Попробуй найди книжку в шкафу, если торопишься, — ни черта не найдешь».

Строкачу снова показалось, будто кто-то совсем рядом стонет. Сначала он решил, что это по-прежнему звон в ушах. Но потом он подумал: «А вдруг Андрейка?»

— Эгей! — закричал Строкач. — Кто там?!

Никто не ответил.

— Ерунда, — сказал вслух Строкач, — это просто звенит в ушах.

«Почему так испугался Андрейка? — снова подумал он. Эта мысль все чаще приходила ему в голову. — Почему он так закричал?»

— Наверное, он просто растерялся, — сказал Строкач громко. — Испуг — это совсем другое. Когда пугаются, тогда могут делать подлость.

Строкач вспомнил, как он испугался в ноябре сорок третьего, когда форсировали Днепр. Он попал из школы прямо в самое пекло. Он плыл через реку на стареньком катере. Этот катер был фанерным. А немцы беспрерывно били по реке трассирующими и зажигательными пулями.

Строкач сидел на палубе, согнувшись в три погибели: ему казалось, что так было безопаснее. Его все время знобило, хотя под ватником было теплое шерстяное белье. Вдруг у катера забарахлил мотор. Он остановился посредине реки, освещенной взрывами, прожекторами, линиями трассирующих пуль и пожарами на обоих берегах. Особенно страшно было, когда рядом плюхались мины. Они плюхались, словно разбитые яйца в сковородку с кипящим подсолнечным маслом. Одна мина разорвалась совсем рядом, и катерок прошило осколками. Тогда Строкач, обезумев от страха, кинулся к узенькому входу в трюм. Вход был закрыт спиной человека. Строкач закричал:

— Лезь вниз!

Человек не шелохнулся. Тогда Строкач стал бить в спину носком сапога: ему очень хотелось спрятаться в трюм, защищенный от стальных осколков фанерой. Человек, закрывавший вход в трюм, обернулся, и Строкач понял, что он пинал сапогами в спину девушку. Девушка была совсем молоденькая, беленькая вся, чистая такая и спокойная.

— Ну что ты, — сказала девушка чуть хриплым голосом, — ну что? Ты не бойся, пожалуйста.

И в это время на катере заработал мотор.

— Вот видишь, — сказала девушка, — теперь все в порядке, а ты меня чуть не убил.

Наверное, именно в эту минуту Строкач стал солдатом. Немцы, засевшие на левом берегу, хотели сделать его скотом, потому что тот, кто боится, тот и есть самый настоящий скот. Человек научился не бояться, поэтому он и стал человеком. А как только он снова выучивается страху, так он снова становится скотом.

— Прости, — сказал тогда Строкач, — мы еще с тобой увидимся.

И они увиделись через две недели. Они увиделись в Лозовой, в штабе дивизии, когда получали награды: он — Красную Звезду, она — медаль «За отвагу». Там они и поженились. Ему было девятнадцать, ей — семнадцать с половиной. Поженились, провели вместе два часа в ожидании попутной машины и разъехались. Она — в санбат 22/714-к, он — в 14-й стрелковый батальон.

— Ну-ка, — сказал Строкач, снова опустив руки на породу, — продолжим.

Он на этот раз шарил пальцами совсем недолго. Он только стал вести пальцами вдоль стен, как почувствовал какой-то особый холод. Этот холод не был холодом породы. Это был металл.

— Ломик, — сказал Строкач удивленно. — Ломик! — вдруг закричал он неожиданно для себя, и от этого на мгновение перестало звенеть в ушах.