Сандра около получаса наблюдала за игрой (вернее сказать, изучала в свой хороший бинокль лица шахматистов), затем отправилась в отель, написала статью (интервью со знаменитым доктором Кракатовером), отослала ее в редакцию и вернулась в зал узнать, что там с партиями.

На всех пяти досках все еще шла игра.

Ложа прессы была переполнена, но два парня и девушка лет пятнадцати-шестнадцати, очевидно, учащиеся, предусмотрительно потеснились и освободили Сандре место в самом верхнем ряду. Она села и стала заинтересованно вслушиваться в их перешептывание. Жаргон, на котором они говорили, отдаленно напоминал слышанный ею прежде, но был более занятным: игроки не жертвовали пешку, а подставляли ее; не просто терпели поражение, а были разгромлены; не теряли фигуры, а зевали их. Тот же Рэй Лопес звучал у них как Гадкий старый Рюэй. И между прочим, определенная последовательность первых ходов получила свое название в честь одного давно почившего испанского священника. Все это Сандра узнала от Дэйва, Билла и Джуди благодаря частым одалживаниям им бинокля.

Ей сказали, что уже прошло первое контрольное время — четыре часа (по два часа и тридцать ходов на каждого шахматиста) и что сейчас шахматисты приближаются к следующему контрольному промежутку (еще по одному часу и пятнадцати ходам), после чего неоконченные партии будут отложены до завтрашнего утра. Шеревский, потратив час на обдумывание одного-единственного хода, оказался в ситуации, когда ему пришлось делать пятнадцать ходов за две минуты. Но ничего из ряда вон выходящего в этом нет, на одном дыхании заверил ее Дэйв, Шеревский постоянно позволяет себе подобную "фантастическую нехватку времени", из которой затем блестяще выпутывается. А теперь к тому же он уже близок к выигрышу в партии с Сереком.

"Один — ноль в пользу США", — с гордостью подумала Сандра.

Яндорф, играя против Вотбинника, оказался практически в цугцванге ("Это когда все фигуры связаны", — пояснил Билл) и вскоре должен был сдаться. В свой бинокль Сандра отчетливо видела, с какой убийственной яростью смотрит Яндорф на доску перед собой и как при этом вздымается и опускается его толстая грудь. Вотбинник же, казалось, напротив, мыслями витал в облаках.

Д-р Кракатовер хоть и потерял пешку в партии с Лысмовым, но держался все еще крепко. Однако и ломаного гроша не дал бы Дэйв за его шансы против бывшего чемпиона мира, потому что "эти старики всегда слабеют на шестом часу".

— Ты за-бы-ва-ешь о био-ло-ги-чес-ком чу-де док-то-ра Ласкера, — в один голос отчеканили Билл и Джуди.

— Закройте рты, — предупреждающе осадил их Дэйв. Стоявший внизу распорядитель сурово погрозил в их сторону пальцем.

Намного позже Сандра узнала, что философ и математик д-р Эмануэль Ласкер обладал чемпионским титулом на протяжении двадцати шести лет, и в 1924 году, в возрасте пятидесяти шести лет стал победителем тяжелейшего турниpa в Нью-Йорке, а в 1935 году, когда ему было уже шестьдесят семь, едва не выиграл еще один, проводившийся в Москве.

Сандра внимательно изучала в бинокль лицо Дока. Сейчас он выглядел ужасно уставшим — один череп, и только. Неожиданно что-то будто сжалось у нее внутри, и она поспешно отвела взгляд.

Дэйв сказал ей, что в партиях Энглера — Джаля, Грабо и Машины идет равная борьба. Разве что Грабо имеет едва заметное преимущество. Машина "обрабатывала" свой очередной ход значит, Грабо только что сделал свой и теперь ожидал ответа.

Венгр был, наверное, самым беспокойным "ожидателем" из всех, кого Сандра могла себе представить. Он все никак не мог пристроить свои длинные ноги, постоянно передергивал плечами и чуть ли не каждые пять секунд судорожно впивался пальцами в свою густую шевелюру, пропахивая ее ото лба к затылку.

Один раз он деланно зевнул, расправил плечи и сел прямо.