Хлопаю его дверью и вожусь с ремешком сумки, перекидывая ее через плечо. Мои босые ноги касаются асфальта, и я несусь в сторону такси, которое уже поворачивает к его дому. Слышу, как Бен зовет меня.

Нет.

Распахиваю дверь и забираюсь внутрь. Говорю водителю адрес, но пока тот вводит его в навигатор, Бен добегает до машины. Прежде чем я успеваю заметить, что у меня опущено окно, он засовывает руку в салон и прикрывает кнопку поднятия стекла. Его глаза полны мольбы.

 - Вот, - говорит он, запихивая через окно страницы. Они падают мне на колени, несколько соскальзывает на пол. - Если ты не даешь мне объясниться, то прочитай это. Прочти все. Пожалуйста, просто...

Я хватаю горсть страниц с колен и отбрасываю в сторону. Собираю все, что осталось у меня на коленях и пытаюсь выкинуть в окно, но Бен ловит их и запихивает обратно.

Закрываю окно, и слышу его бормотание: - Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.

Но, боюсь уже слишком поздно.

Я прошу водителя уезжать и, когда такси оказывается на безопасном расстоянии, на другой стороне парковки, и останавливается, прежде чем выехать на дорогу, я оглядываюсь. Бен стоит перед дверью своей квартиры, обхватив голову двумя руками. Наблюдает, как я уезжаю. Я хватаю столько страниц рукописи, сколько могу достать с пола и швыряю их в окно. Прежде, чем такси отъезжает, я снова оглядываюсь, и вижу, как он в поражении падает на колени.

Мне понадобилось четыре года, чтобы полюбить его.

И всего четыре страницы, чтобы разлюбить.

Я только что прожила самую длинную минуту в своей жизни.Сидя на диване и наблюдая, как секундная стрелка на моих часах движется черепашьими шагами, сменяя восьмое ноября девятым.

И несмотря на то что секундная стрелка обозначила полночь беззвучно, всё моё тело дернулось, будто сигнал со всех часов с каждой стены в каждом доме только что прозвенел у меня в голове.

Экран моего мобильного загорается через десять секунд после полуночи. Сообщение от Эмбер.

Я также замечаю не прочитанное сообщение от мамы, которое пришло два часа назад.

Дерьмо.

Мне действительно не нужна компания с утра. Ни Эмбер, ни мамы, ни кого–то другого. Хорошо, что отец не помнит об этой годовщине. Это плюс в наших непостоянных отношениях.

Нажимаю на кнопку блокировки телефона, и обнимаю свои колени. Я сижу на диване, в пижаме, которую планирую не снимать до десятого ноября. Я не покину этот дом в течение следующих двадцати четырех часов. Ни с кем не буду общаться. Ну, кроме мамы, когда она принесет мне завтрак, а потом я возьму выходной от всего мира.

После того, что я пережила в прошлом году из-за Бена, я решила, что эта дата проклята. Отныне, независимо от моего возраста и статуса, я никогда не буду покидать свой дом девятого ноября.

Так же я решила, что это будет единственный день в году, когда я позволю себе думать о пожаре. Думать о Бене. Думать о времени, потраченном впустую. Потому что никто не стоит такого количества душевной боли. Никакие объяснения не оправдают то, что он сделал со мной.

Вот почему в прошлом году, сбежав от Бена, я поехала прямо в полицейский участок и подала иск на запрет о его приближении ко мне.

Прошел ровно год, и я ничего не слышала о нем с той ночи.

Я никому не рассказывала о том, что произошло. Ни отцу, ни Эмбер, ни маме. Не потому, что я не хочу, чтобы у него были неприятности, ведь я действительно верю, что он заслуживает того, чтобы заплатить за все, что сделал со мной.

А потому что мне стыдно.

Я доверяла этому человеку. Я любила его. Я всем сердцем верила, что связь между нами была редкой и настоящей, и что мы были одними из немногих счастливчиков, кто нашел такую любовь, как наша.

До сих пор думаю о том, что он врал на протяжении всех наших отношений. Каждый день я просыпаюсь и заставляю себя выкинуть из головы мысли о нем.